Нам здесь жить - Елена Геннадьевна Костюченко

искусство, они же видят?

Назаренко как худрук третьего курса водит своих студентов в музеи. Требует выбрать картину и описать, что на ней нарисовано, что чувствовал художник, когда клал краски, и почему именно про эту картину хочется писать сочинение. Я вспоминаю, что такие вот сочинения писала в шестом классе на МХК. Но глухих МХК не учат.

Очень помогает Интернет. Фильмы с субтитрами, форумы. Самый большой — deafworld.ru, «Страна глухих». Свое, закрытое коммьюнити, где можно обсудить, почему при чтении по губам ошибаешься чаще всего на безударных гласных, как подключить скрытые субтитры на канале ТВЦ и стоит ли закрывать слуховой аппарат волосами. Глухие советуются друг с другом, что делать, если на улице слышащий спрашивает дорогу. Из вариантов ответа: «не знаю», «извините, спросите другого», развести руками. В глухоте признаются единицы — слышащие, понимая, что перед ними глухой, начинают «растягивать губы». «В 80 % случаев — насмешки, поджатые губы, раздражение, что заставляем их напрягаться. В 10 % — интерес как к иностранцам, у некоторых — жалость. В 10 % — отношение равнодушия (в хорошем смысле), то есть не пытались как-то выделить — глухой, значит будем общаться как ему удобнее». Девочка пишет: «Когда была маленькой, лет 10–15, пытались подружиться дети из любопытства». Глухие обсуждают ответ Путина на вопрос, стоит ли придавать жестовому языку статус государственного. Ответ — обычная вода, пресс-конференция от 2006 года, но обсуждают до сих пор.

Спорят об отрывке из «Героя нашего времени». Печорин говорит: «Признаюсь, имею сильное предубеждение против всех слепых, кривых, глухих, немых, безногих, безруких, горбатых и проч. Я замечал, что всегда есть какое-то странное отношение между наружностью человека и его душою: как будто с потерей члена душа теряет какое-нибудь чувство».

Актриса «Синематографа» Настя Несчастнова хорошо знает оба мира. Насте здорово повезло — ответственные слышащие родители и массовая школа. Но слух падал, и поступать пришлось уже в ГСИИ. Теперь Настя — отличный переводчик с жестового на русский. Переводит лекции в институте, ведет кружок по жестовой песне.

— Глухие — это замкнутый мир, — подтверждает Настя. — Но непонятно, чьей вины в этом больше — глухих или слышащих.

10 минут Оля тратит на то, чтобы правильно накрасить глаза. Ложка меда — предохраняет от проблем с поджелудочной, глицин помогает памяти. Кофе пить нельзя — быстро бьется сердце, зеленый чай пить нельзя — падает давление. Остается черный. Толстеть нельзя — актрисы не толстеют. После соприкосновения с водой руки надо помазать кремом. Курить надо бросать.

Оля весит 52 килограмма и с сожалением вспоминает, что при депрессии весила 47.

Оля не пьет алкоголь.

Еще в жизни Оли есть AVON. Оля распространяет каталоги в институте и среди знакомых, записывает заказы, потом раздает косметику. Получает процент с продаж. Выходит немного — тысяча-две в месяц, но одни названия чего стоят. Крем «Горячие пески Аризоны», помада «Млечный путь», тени «Васильковое техно». Сама Оля пользуется спа-серией, на что, собственно, две тысячи и уходят.

— Мы не играем смерть и судьбу! Мы играем гротеск в виде скетча, в стиле китча!

— «Я не понимаю, чего он хочет», — говорит Оля Насте.

Назаренко хочет легкости. Хочет комедии. Он хочет, чтобы Оля и Паша переговаривались друг с другом как супруги, которые много-много лет вместе. Которые заодно.

— За 20 тысяч лет мужчин в твоей постели было много. Ты всем им даешь надежду, — говорит Назаренко Оле. — А что такое переспать со смертью, поспорить с судьбой? Вы немножко ревнуете каждого человека друг к другу — так, в шутку. То есть ревность только обозначаете — потому что на самом деле вы давно и крепко любите друг друга — и мочите вы их вдвоем.

Оля и Паша кивают.

— Вы в очередной раз используете людей, чтобы по флиртовать друг с другом, — говорит Назаренко. — Так флиртуйте уже. Убивайте их весело!

Олю начало колбасить еще в метро. Оля едет в Домодедово — по делам, и до смерти боится столкнуться с этим самым Алешей. Хотя маршрут вроде бы не предполагает — сначала пенсионный фонд, затем собес.

Оля нашла официальную работу и обязана уведомить об этом государство. Оля будет преподавать фламенко неслышащим студентам ПТУ и вузов.

Трасса, маршрутка, облитое ледяным сиянием крыльцо. Очередь, затем вторая. Разговоры:

— Справку, что я оказалась от соцпакета?

— Черные подбивают молодежь — молодежь убивает. А я бы их всех взорвала!

— 7-й или 8-й — без разницы, специалисты одни и те же.

— Если справка, то на учет, а если вы постоянный инвалид…

— Зенки как вылупит!

Оля слышит гул голосов, как будто в беспорядке перебирают по клавишам нижнего регистра фортепьяно — мягко, через педаль.

Наконец, ей сообщают, что преподаватель не входит в тот список профессий, при котором государство продолжает давать городскую доплату. Вот если бы нянечка, посудомойка или библиотекарь — то да, а преподаватель нет. Таким образом Оля лишается городской надбавки в восемь тысяч рублей. Ее предполагаемая зарплата тринадцать тысяч.

— Разница всего 5 тысяч получается. Вы уверены, что хотите работать? — спрашивает чиновница.

— Уверена, — говорит Оля.

На занятия приходит всего одна девочка — полноватая студентка-экономист Лена. Оля объясняет, как правильно бить ногой об пол — как лошадь, понимаешь, как лошадь. Лена быстро устает и на следующие уроки не приходит.

— Я понимаю, отчего это происходит. Мы впервые делаем суперсложную вещь. Нарушаем законы коммуникации. Обычно жест предваряет либо подкрепляет речь. У нас он дублируется, идет параллельно, становится самоценным, — говорит Андрей.

Репетируют финал — стихотворение Бодлера. У Оли и Паши никак не получается синхронность. По мизансцене Оля не видит Пашу и не может ориентироваться на его губы. Паша не видит рук Оли и не может, следуя за ней, замедлиться или ускориться. Стихотворение не складывается, не дышит.

— Люди на одном языке друг друга понять не могут, — успокаивает их Назаренко. — Давайте еще.

— Подожди, мне нужно время, чтоб сопли собрать, — отвечает Паша.

Вариант с жестким, фиксированным ритмом отмели сразу — так не будет развития, не будет пространства для разгона, будет скучно. Остается интуиция. Паша и Оля долго смотрят друг на друга, затем отворачиваются. «Начинай» — одними губами говорит Паша. И Оля начинает.

В метро Оля отключает аппарат, чтобы не слышать шум. Чувствует вибрацию.

P.S. — Я очень давно глухая, — говорит мне Оля. — Я уже совсем не расстраиваюсь, только иногда.

Думает.

— Знаешь, если бы я слышала, у меня была бы другая профессия. Точно. Стала бы я счастливее?