Тельняшка – наш бронежилет - Сергей Зверев

— Купились за копейки… Бараны безмозглые… За броник Махмуд по десятке каждому даст. Там еще двое офицеров должны быть. За них также деньги будут. Керим говорил, какой-то Батяня должен был ехать. На него уже давно охоту ведут… А может, они еще живы остались?

— Ты что, с ума сошел?.. В такую пропасть с такой высоты упасть и остаться живыми…

Ты же сам своими глазами видел, что из броника они не выскакивали. Следовательно, они там, в бронированном гробу, и остались. Все чисто… Кериму, кстати, полная отмазка будет, на него никто не подумает… Не справились с управлением и все…

— С Керимом, наверное, за информацию делиться придется…

— Нет. Это уже не наша забота. Его напрямую Махмуд кормит.

Затем они замолчали. К чему-то прислушивались.

— Чалов, стреляй по гадам… — прошептал Лавров.

На что Чалов ответил:

— Терпи, терпи, Лавров.

Между тем медленно, время от времени посматривая в бездну, боевики говорили между собой:

— Махмуд деньги даст, если фотографии предоставим. Завтра утром надо будет сфотографировать и броник, и погибших офицеров. Ты на что деньги потратишь?

— Я машину новую из России пригоню. Под заказ москвичи поставят. Моя уже старенькая совсем.

— А я дом достраивать буду. Неплохо было бы, если бы этих офицеров живыми взяли… Они бы у меня дом и строили. Скоро будет так, как наши деды пророчили. Скоро их пророчества сбудутся. Они так говорили… И настанет день, когда по этой дороге с трех сторон сюда придут три армии по четыре тысячи бойцов в каждой. Одна — со стороны Афганистана, другая — со стороны Турции, а третьей армией будет наша. И за один день мы погоним русских до Ростова. И появится наш халифат. Ты смотри, какими мудрыми были наши деды: есть дорога на Афганистан, готовятся пока незримые армии.

— Эта пьяная, обкумаренная Россия и без наших армий скоро развалится. Нет у них настоящей, как у нас, веры. Неверные не могут понять, почему мы готовы жертвовать своей жизнью. Это им и не дано понять. Без истинной мусульманской веры нет народа. Что наша жизнь на этой бренной земле, если в будущем нас и наших мучеников за веру ждут настоящие вечные наслаждения… Без веры народ превращается в безвольное быдло, в стадо бездумных баранов, которых надо резать на заклание…

Лавров слушал этот неторопливый разговор и его начинало потряхивать. Они говорили между собой так спокойно и неторопливо, словно они были охотниками и стояли возле туши убитого зверя. Вот так же неторопливо и спокойно охотники говорят о судьбе только что убитого загнанного зверя.

Но они-то, Лавров и Чалов, живы… И от этого Лаврова трясло…

— Стреляй, стреляй, Чалов, — не выдержав снова зашептал Лавров.

— Терпи, терпи, милый, — не спешил, чего-то ожидал Чалов.

И дождался. Внезапно один из разговаривающих заложил пальцы в рот и пронзительно свистнул.

На резкий свист из темноты к ним подошли еще трое.

— Ну как, тихо? — спросил один из подошедших.

— Тихо. Все идет по плану. Завтра Махмуд деньги даст. Жалко, что офицеров живыми не прихватили.

— Прихватим, никуда они от нас не денутся. Керим скажет, когда на них охоту можно открывать.

И только после этих слов Чалов открыл свою охоту — резкая трескучая автоматная очередь разорвала тишину…

А затем было забытье… Была чернота ночи. Был еле слышный стон Чалова, несущего его, Лаврова, на спине, его слова: «Терпи, терпи, милый…» Была огненная боль в перебитой, туго перевязанной рубашкой Чалова ноге…

И вот сейчас, когда снова перед глазами Лаврова встала, как живая, картина той черной ночи, Лаврова почему-то стало трясти. Дрожали пальцы рук. Дрожали колени…

— Что, что с тобой? — спрашивали его люди.

Но он молчал.

Что он мог сказать? Кому он мог объяснить причину этих неожиданных горьких слез?

В это время специалисты, находящиеся на борту ремонтного судна, видели, как к сухогрузу приблизился крейсер международных сил по обеспечению безопасности судоходства. На шлюпке к борту сухогруза приблизилась группа людей. Поднявшись на борт сухогруза, люди тут же принялись обследовать сухогруз — это было понятно по фигурам людей, рыскавших по всему сухогрузу. Естественно, там же были и журналисты различных мировых агентств. Все ждали обещанных сенсаций.

И эта сенсация состоялась: никакой радиоактивности на борту сухогруза не было обнаружено. Вскоре группа журналистов и специалистов по мониторингу радиоактивности вынуждена была оставить сухогруз в покое.

За это время, когда журналисты и специалисты по мониторингу радиоактивности обследовали сухогруз, ремонтное судно стояло на рейде недалеко от сухогруза. Стоянка на рейде ремонтного судна была вызвана различными причинами, о которых мало кто догадывался.

Как только на ремонтное судно подняли Батяню и Ланкастера, тут же к Ланкастеру подошли двое гражданских и под благовидным предлогом медицинского обследования повели его в каюту капитана.

К своему удивлению, Ланкастер быстро догадался, что на сегодняшний день даже и на борту ремонтного судна его злоключения не окончены.

Усадив Ланкастера за стол, напоив его чаем, гражданские вежливо спросили Ланкастера о состоянии его здоровья. Получив ответ, что с ним все в порядке, гражданские тут же перешли к разговору на иную тему.

Разговор велся быстро, без каких-либо эмоциональных взрывов — так обычно ведутся разговоры меду опытными коммерсантами, заключающими конкретную сделку.

Сначала Ланкастеру продемонстрировали содержание мини-диска, некогда отснятого на борту сухогруза. Сцена допроса, улыбки пиратов, его, Ланкастера, признание о своей истинной деятельности — все это ожило перед Ланкастером наяву.

Во рту у Ланкастера от волнения все пересохло. Он тут же попросил чашечку кофе.

Было подано Ланкастеру и кофе. Но были еще и вежливые слова:

— Господин Ланкастер, вы сейчас находитесь на борту российского судна. Признаете ли вы сейчас факты, доказывающие, что вы напрямую принимали участие в международной провокации, направленной против России.

Ланкастеру ничего иного не оставалось, как кивнуть головой.

Но на этот кивок головой последовал повторный вопрос:

— Нет, господин Ланкастер, мы должны от вас услышать четкий ответ на вышепоставленный вопрос: да или нет…

Ланкастер понял, что перед ним в лице гражданских сидят профессионалы своего дела. Понял он и то, что сейчас с ним ведется не простая беседа, а форменный допрос и каждое его слово, каждый его жест фиксируется как на видеокассету, так и на аудиодиск.

— Да. Я признаю свою вину, — ответил Ланкастер.

— Признаете ли вы, господин Ланкастер, что пытались распылить радиоактивные вещества на палубе российского сухогруза «Михаил Шолохов»?