Окно в Париж для двоих - Галина Владимировна Романова

— Собак нет, я проверил. Идем, — шепнул он ей в самое ухо. — Дома наш Сева, ужинает. Сейчас мы его потревожим.

— А если не откроет? — тоже шепотом спросила она и так же на ухо, не подозревая, что от ее дыхания у Прокофьева моментально волосы встали дыбом на затылке. — А если не откроет, что делать станем?

— Окно выбьем! — беззвучно засмеялся он.

Он бы и выбил. И не одно, черт побери! Он бы дверь с одного пинка вынес. На ее-то глазах!..

Севу стук в дверь переполошил. Через окно видно было, как он замер сначала с открытым ртом, тут же заметался по большой кухне, натыкаясь то на табуретку, то на ухват возле двери. Потом споткнулся о порог, сморщился от боли и запрыгал на одной ноге, сжимая пальцы другой ноги в руке. Попрыгал, отдышался, вытянулся струной, услышав очередной стук в дверь, и пошел-таки отпирать.

— Здрассте, — бормотнул он, подобострастно сгибаясь. — Чего изволите?

Ни дать ни взять приказчик из господской лавки. Он и обликом прекрасно подходил. Низкорослый, рыхлый, с разделенными прямым пробором сальными волосами. Длинная широкая рубашка и спортивные штаны с вытянутыми коленками дополняли впечатление.

— Изволим переговорить, Сева. — Гарик нагловато ухмыльнулся и попер вперед, тесня хозяина в теплые сенцы. — Мое удостоверение…

Сева от неожиданности икнул и попятился. Удостоверение его напугало. Он смотрел в прыгающие перед глазами строчки, как в дуло пистолета, и прочесть ничего не сумел, слава богу. Кивнул и отвернулся, когда они уже были в той самой кухне, где он ужинал до этого.

— Присаживайтесь, — тусклым голосом предложил он, указав им на деревянный диванчик, занавешенный домоткаными половиками. — Что же, говорить так говорить. Я разве против. Только о чем? Я законопослушный гражданин и…

— Про твое послушание наслышаны, Сева. И про посевы тоже, — с нажимом произнес Гарик, впившись взглядом в помертвевшее лицо хозяина. — Но разговор будет не об этом.

— А-а-а, а о чем? — еле выдавил тот, неловко пристраивая свой зад на табуретке за столом. — Я же ничего такого… А травка — это так, баловство одно. Это все Зинка, падла! Она все… И сдала она! Никто про этот дом не знал. Вот паскуда непромытая!

— Остановись, Сева, — приказал Гарик, усадил Дашу на деревянный диванчик, а сам сел напротив Севы. — Дело такое… Ты ведь на улице Корчмной на своей тачке тусуешься, так? Так, не смей отрицать. И однажды забирал оттуда одного парня, он приезжал туда постоянно к Лили Громыхиной…

— Так и знал! Так и знал, что все этим кончится! — заныл Сева Малой и закачался из стороны в сторону. — Мне сразу ни хрена не понравилось, хотя и сбил тогда прилично.

— А за что сбил? — тут же перебил его Гарик.

— Так катал его по всему городу! То туда его вези, то сюда! Сам командует и напивается. — Сева с сожалением глянул на бутылку мутной самогонки посреди стола и попросил: — Можно я выпью, а, начальник?

— Пей, — позволил тот, ухмыльнувшись.

Думает, ему оно поможет! Он так же вот последние полгода думал и до чего додумался? Чуть в сточной канаве не подох. Спасибо судьбе, что друзей ему вовремя послала да принцессу голубоглазую. Рядом с ней этого добра из бутылки не нужно, одним воздухом будешь охмелен…

Сева выпил, крякнув, схватил большущий огурец с тарелки, откусил от него прямо с боку, прожевал, проглотил и, часто моргая испуганными глазами, сдавленно проговорил:

— Бабу он искал свою в тот вечер. Зинка мне болтала потом, что Лильку-то вроде у него из-под носа увезли. Вон он и метался по всем кабакам. Сначала, правда, мы на улицу Столичную метнулись. Он долго там возле одних ворот торчал. Все в домофон кнопки тыкал.

— И что, был там кто-то? — встрепенулась сразу Даша, моментально поняв, в чей дом хотел попасть в тот вечер ее брат.

— Нет, никого не было, — мотнул головой Сева, наполнил еще один стакан мутной самогонкой и выпил, зацепив картошки прямо из закопченной кастрюльки. — Он матерился очень, малый этот. Зубами аж скрипел от злости.

— Куда потом поехали? — спросил Гарик и тут же покосился на простецкий хозяйский ужин.

Он снова проголодался. И съел бы сейчас даже этот огромный огурец с хлебом. Сева, мерзавец, еще так аппетитно им хрустел, закусывая…

— Ездили в бар, где Лилька попой крутила вокруг шеста. Там закрыто.

— Там ремонт, — поддакнула Даша.

— Потом весь город, наверное, изъездили. — Сева заметно расслабился после двух стаканов самогонки и говорил теперь уже без былого страха: — Все хотел шлюху свою отыскать. А все бесполезно!

— И чем дело кончилось? Где ты его высадил?

— Не высадил, а пересадил! — Севин толстый палец поднялся кверху, а глаза загадочно блеснули. — Был звонок ему на мобильный. Он ответил, с кем-то переговорил, повеселел и приказал везти его к восточному посту.

Гарик и Даша переглянулись.

Восточный блокпост венчал собой начало загородного шоссе, которое вело как раз к той деревне, где имелся у брата с сестрой домик.

— Так, а дальше?

Прокофьев снова уставился на огурцы с картошкой, вот так некстати аппетит у него разыгрался, так некстати. Просить у Севы краюху хлеба с его соленьями было как-то неудобно, и сидеть, глотая слюни, то еще испытание. Скорее бы уже закончилось все и они с Дашей вернулись бы в город. Там где-нибудь и перекусили бы. У нее, к примеру, в холодильнике наверняка что-то осталось. Или могли пойти в кафе и там посидеть. Тысячу лет, кажется, нигде не был. Идея неплохая, кстати…

— Ну, подъехали мы. Остановились. — Сева Малой чесанул пятерней сальный загривок и нахмурился, будто вспоминал что-то, потом лик его просветлел, и он воскликнул: — Ну, точно. Подъехали, а там никого. Он еще вышел из машины, огляделся. Чудной такой, захмелел сильно, пил-то всю дорогу. Вышел, в одной руке чемодан этот чертов. В другой пузырь. Шатается, сам оглядывается, а сам шатается. Потом с противоположной обочины ему светом моргнули. Я и сам поначалу не рассмотрел, что там машина стоит. Деревья там и кустарник, а тачка припарковалась так, что ее почти не видать было. Пассажир мой удивился еще и говорит: не понял, мол, что за херня, и все такое…

— А чему он удивился? — Гарик уже догадался, но подтверждение очень хотелось получить, очень.

— Че-то, типа… — Сева снова задумался ненадолго и через мгновение буквально, шлепнув себя по ляжкам, обтянутым спортивными штанами, проговорил: — Типа, а чего это моя тачка здесь делает? Может, не слово в слово, но смысл такой. И пошел, главное. Я ему: шеф, а платить кто будет. Он извинился, врать не буду. Извинился, вернулся, отстегнул. Щедро, хочу сказать, отстегнул. И пошел.

— И все?

— И все. А че еще?!

— Он сел в эту машину, которую назвал своей? — упорствовал Гарик, очень ему не хотелось расставаться с мечтой об идеальном свидетеле, которым ему виделся Сева Малой.