Боба нет - Мег Розофф

class="p1">Мона ахает и падает в обморок.

– Если тебе будет угодно, – спокойно отвечает Эстель. – Но это было бы расточительством. Живая, она будет день и ночь играть с тобой в карты, развлекать тебя тысячами разных способов. Она чрезвычайно красива, ты получишь великолепную компаньонку, хоть она и постыднейшим образом наврала тебе о вкусовых качествах Экка. Не так ли, Мона?

Глаза Моны распахиваются. Ей, лежащей на полу, кажется, что вся компания смотрит на нее. Существует ли правильный ответ на этот вопрос? Такой, что он не побудит Хеда обратить ее в долгий тоненький вопль вечной муки?

Хед переводит взгляд с одного на другую, со странного, маленького, покалеченного подобия пингвиненка на пышную, золотистую богиню.

– Так он вовсе не самая вкусная тварь в девяти тысячах галактик? – Гнев Хеда грозит обрушить потолок всем на головы.

– Ну, не совсем, – шепчет наконец Мона. Хоть и думает втайне, что тот, которого съела она, был наивкуснейшим по крайней мере в двух-трех тысячах.

То, что за этим следует, можно назвать самой зловещей паузой за девять тысяч тысячелетий. Кажется, что трепещет сама комната.

Наконец Хед открывает рот.

– Ладно, – говорит он и пожимает плечами. – Если я не могу съесть Экка, мне остается только выбросить его.

Он смотрит на Мону с выражением, не многим более приятным, чем угроза, и, прежде чем та успевает отреагировать, наклоняется, чтобы взять ее за руку. А затем раздается звук, похожий на огромный вздох, и они исчезают.

Боб бросает взгляд на мистера Б. Рыба спасена, мамаша его исчезла. Все складывается к лучшему.

Остается последний вопрос.

Мистер Б театрально снимает со стола документ о переводе на новую работу. И держит его в вытянутой руке, чтобы всем было видно. Он закрывает глаза, представляя, с каким удовольствием покинет Землю, как заживет на новой, благочинной планете, как будет счастлив.

– Хм! – в соответствии с освященной временем традицией он постукивает ножом по не допитому Моной бокалу шампанского. И обращается к тем, кто остался от прежней компании, к аудитории, по правде сказать, неудовлетворительной: Боб, Эстель, Экк. Да еще шеф-повар Имото Хеда, явно испытывающий неловкость. Как гость, забредший не на ту вечеринку. – Боюсь, мне придется покинуть вас.

– Ты что, уходишь? – Глаза Боба лезут на лоб.

– Навсегда.

– Покидаешь Землю? – теперь у Боба отвисает челюсть. – Нет, не пойдет. Я этого не допущу.

– Боюсь, что дело сделано.

Голос Боба бухает, наполняясь гневной силой.

– Я – БОГ. ТЫ НИЧЕГО НЕ МОЖЕШЬ ДЕЛАТЬ БЕЗ МОЕГО РАЗРЕШЕНИЯ.

– Мне ужасно жаль, но, формально говоря, вы не правы. Моя отставка принята, я получил предложение о переводе на другую планету. Прекрасную, между прочим, планету. – Мистер Б источает блаженство. Вот мгновение, которое он воображал снова и снова, год за годом, тысячелетие за тысячелетием.

Лицо Боба лиловеет от злости. Он то съеживается до размеров кнопки, то раздувается, точно огромный воздушный шар.

Эстель стоит неподвижно. Наблюдая за ними.

Мистер Б продолжает:

– Надеюсь, вы не сочтете меня нескромным, если я процитирую полученное мной письмо: «В знак признания безукоризненной службы перед лицом непреодолимых разногласий и т. д. и т. п., исключительной выдержки в сочетании с творческим подходом высшего порядка, мы счастливы предложить вам… – он пропускает пару пассажей, – с нашим высочайшим восхищением… вступает в силу незамедлительно».

Охваченный разнообразными чувствами, мистер Б вытирает тылом ладони слезы.

– Мне будет не хватать всех вас, но я уверен, вы и без меня справитесь с работой, которую я старался выполнять, и будете помнить, что на Земле еще многое нужно сделать, вопреки тому, что часто представляется самым безнадежным бременем скорбей…

– Ля-ля-ля-ля-ля-ля! – Боб зажмуривается, затыкает пальцами уши и принимается петь. Шеф-повар Хеда убредает на кухню, чтобы пошарить по буфетам кладовки в поисках чего-нибудь подходящего для приготовления ланча. Теперь компанию мистеру Б составляют только Эстель и Экк. Чистое чело Эстель чуть наморщено, однако она с ласковым сочувствием улыбается мистеру Б. Веки Экка тяжелеют. И смыкаются.

Когда посторонних свидетелей рядом с ними не остается, Эстель мягко вытягивает бумаги из руки мистера Б и с исключительным тактом перелистывает их. Палец ее скользит по написанному на обороте конверта и останавливается на адресе. На адресате. Палец задерживается на срок, достаточно долгий для того, чтобы мистер Б успел внимательно прочесть имя, чего он до сей поры не сделал.

У него перехватывает дыхание. Не может быть. Слегка покачнувшись и застонав, он вцепляется в подоконник. И накрепко закрывает глаза – все тело мистера Б бьет сильная дрожь.

Боб немедля настораживается. Это еще что? Он выдергивает из ушей пальцы. Что за новости?

Эстель отдает ему бумаги о переводе, и он быстро просматривает их. Капризный рот Боба подергивается, глаза округляются. Он озадаченно морщится. А когда правда наконец доходит до него, ухмыляется и ухает.

– Меня! – взвизгивает он. – Это меня переводят! Я гений!

Он тычет в бумагу пальцем.

– Меня! Меня! Смотрите! Здесь так и написано, черным по белому! – Голос его возвышается. – Я – царь богов, наилучший, наихрабрейший! Я круче всех, и я получил сказочную новую работу! Алло? Хочешь посмотреть, как меня повышают? Повышают! И кто тут теперь умный, а? Я! Исключительной выдержки в сочетании с креативностью высшего порядка? Это про меня! Безукоризненной службы перед лицом непреодолимых разногласий? Про меня! Это я отсюда уйду.

Он приплясывает по комнате, прижимая к груди подбородок, размахивая руками, подбрасывая вверх колени и распевая:

– Но-вая пла-нета! Но-вая пла-нета! Но-вая пла-нета!

Мистер Б открывает глаза, он уже спокоен. Протяжно выпускает из груди воздух. Эстель кладет ладонь ему на руку. Лицо ее говорит, что такой исход событий не настолько плох, насколько может показаться.

– А как же Люси? – от искушения задать этот вопрос мистеру Б удержаться не удается.

Лицо Боба вытягивается, но всего лишь на миг.

– Сейчас сбегаю, прихвачу ее! Возьму ее с собой! – восклицает он.

Все замирают. И тогда мистер Б совершает свой первый настоящий акт прикладного всемогущества. За долю секунды он сосредотачивает все свои мысли на одном.

Раздается гулкое бум, и Боб попросту исчезает. Вот только что стоял здесь с ним. А вот – фух! И ничего. Тишина. Долгая.

– Ну ладно, – произносит наконец мистер Б – совсем негромко и даже с некоторой оторопью.

Эстель улыбается ему самой восхищенной, какие только бывают на свете, улыбкой.

– Хорошо сработано, – говорит она.

Снаружи продолжают плавать по воздуху рыбы. Я получил дело, для которого как будто и создан, думает мистер Б. Я должен навести порядок после Боба, после всплесков идиотского вдохновения, которые внушают всем мысль о его гениальности, но ничего, в сущности, не достигают. Мистер Б пытается