Пестрые истории - Иштван Рат-Вег

Возможно, в Брюсселе точно знали, что с бельгийской границы ее не гонят в никуда, а на французской границе уже кто-то ждет. Может быть, ее судьба повернулась к лучшему, если удалось выйти замуж; а может, и к худшему, если ей пришлось жить своей красотой.

Назвать авантюристкой девушку нельзя. Но то, что ее мать надо искать среди верхушки австрийской аристократии, — вне сомнения.

Вопрос о том, был ли ее отцом император Франц, теперь уже никого особенно не волнует. В феодальном государстве общественное мнение, конечно же, было бы возмущено известием о такой неслыханной дерзости, что кто-то пробует выдать себя за дочь императора!

Историей Фелиции Юлии фон Шенау я занялся потому, что она являет собой прекрасный пример двойной морали Габсбургов. Мария Терезия с неумолимой строгостью преследовала сбившихся с пути женщин и девиц, но склонялась перед изменами собственного мужа и снисходительно взирала на то, что он, помимо своих законных деток, приделывает к генеалогическому древу лотарингского семейства еще и незаконнорожденную веточку[52].

Она пишет своему зятю Карлу:

Похвальное веление сердца, но в нем нет речи о матери. Императрица подвела бы ее под уголовные статьи «Codex Theresiana»? Ой ли. Кодекс писан для народа, а не для аристократии. В нем незамужнюю мать венчают позорным венном бесчестья, эдакой короной с одиннадцатью ветвями, которая, как дымовой колпак в германских сказаниях, делает невидимыми пятна нравственности.

И еще раз о «Терезиане». О разрушающем узы брака мужчине там говорится так:

Средневековые праздники дураков

Жаркой лавой бурлили дискуссии на теологическом факультете Парижского университета. Причиной такого извержения страстей послужило желание церковников запретить праздники дураков.

С расстояния половины тысячелетия вижу, что в защиту дурачеств наиболее мудро выступил один памфлет, который среди прочих аргументов блеснул таким искренним признанием:

Средневековая жизнь в наших глазах полна гротескных странностей.

Чтобы их воспринять современным разумом, надо понять средневекового человека: его своеобразный склад ума, грубые обычаи, капризы, оборачивающиеся дебоширством. Шутки его топорны, неотесанны и тяжеловесны, будто он и тут не снимал с себя железные вериги и даже подтрунивал так, будто грозил забодать пикой.

Прежде чем ввести моих читателей в Реймский собор, где большей частью и проходил Fête des fous, праздник дураков, я должен рассказать еще об одном, на полтора тысячелетия старшем, празднестве.

Итак, мы в Риме. Декабрьские сумерки только опускаются над огромным городом. Из храма Сатурна выходит жрец, проходит вперед до самой середины форума и зычным голосом возвещает:

— Сатурналии! Сатурналии!

Это знак. И бегом, вприпрыжку, ликуя, вопя, на улицы валом валят многотысячные толпы рабов.

Сегодня, 17 декабря, начинается неделя Сатурналий, ее празднуют ежегодно в память о том, что когда-то давно под покровительством бога Сатурна процветал счастливый золотой век. Не было тогда различий между господином и слугой-рабом, все были равны, всех кормили дары земли-матери. Сатурналии как бы возвращали людей в прежнее состояние равенства, конечно, только на недельку.

Рабы могли поснимать свою одежонку-гуню, указывающую на их рабское состояние, могли переодеться в одежду свободного гражданина, надеть тогу, даже с пурпурным подбоем, а па головы напялить символ свободы — фригийский колпак. Перед ними распахивали двери термы Рима, они могли купаться в свое удовольствие, а выкупавшись, садились за пиршественные столы хозяев. Вместе кутили, вместе напивались господин, гость и слуга-раб, и во многих случаях хозяйские домочадцы прислуживали челяди.

Дозволялись всевозможные потехи, балагурство, розыгрыши, поддразнивания; многочисленная армия рабов широко пользовалась предоставленной свободой. Вышучивались благородные и неблаговидные обычаи хозяев, передразнивали их жесты, походку, резали неприятную для хозяев правду-матку прямо в глаза. Хозяевам на этой неделе приходилось проглатывать все — всякое притеснение запрещалось законом.

Была у них еще одна привилегия: перед началом пира по жребию избирали короля. В его задачу входило пародировать приказы правителей и тем веселить всю честную компанию. Если верить Лукиану, тиранские приказы такого «правителя на час» были таковы: одному намазать себе образину жиром, другому сунуть голову в ведро с водой, третьему отчаянно нахамить каждому, четвертому взять на закорки флейтистку и обежать трижды вокруг дома. Когда уж и сам король порядочно нагружался, то повелевал кому-нибудь раздеться наголо и так петь, плясать да веселиться под аккомпанемент флейтисток.

Рабы высших сановников, судей, адвокатов в домашнем саду-атриуме разыгрывали комедию судоговорения. Наряжались консулом и претором, ораторствовали, обвиняли, произносили речи в защиту и выносили дурашливые приговоры.

Город целую неделю жил как в горячке. Школы и учреждения закрывались на неделю, все и каждый в обязательном порядке ел-пнл, танцевал и веселился. Граждане делали друг другу подарки, причем по законам Сатурналий это не были ценные вещи. Письменные принадлежности, восковые свечи, оливки в корзиночке либо фиги, сливы, коробочка зубочисток, Маленькая губка, на крайний случай томик стихов, в которых автор хотел почтить одаряемого. Богатые умудрялись поднести дешевый подарок на свой шикарный манер. Например, полфунта гороху или дюжину устриц в подарок доставлял парадный эскорт из восьми человек.