Россия в 2017 году. Чем закончатся эксперименты со страной? - Владимир Фортунатов

На современном этапе инвестиции необходимы не только в сфере научных исследований и опытно-конструкторских разработок. Для того чтобы воплотить какой-то интересный перспективный проект и сделать это быстро и качественно, требуются значительные затраты. А в России, как оказывается, по итогам 2009 года не были исполнены статьи государственного бюджета на общую сумму в 900 млрд руб. В условиях экономического кризиса эти деньги оказались лишними! Россия в условиях кризиса оказалась неким огромным Простоквашино, где герои установили: «Деньги у нас есть, у нас мозгов нет!» При этом правительство жестко предупредило всех бюджетников о том, чтобы не ожидали прибавки к жалованью, несмотря на кризис и инфляцию. Если учесть, что разговоры о создании благоприятного инвестиционного климата в стране ведутся весь постсоветский период нашей истории, то есть почти двадцать лет, то перспективы на инвестиционном фронте просматриваются с большим трудом. Стоит также учесть, что значительная часть огромных средств, полученных в стране по разным кредитным линиям, была на протяжении последних двадцати и более лет использована, мягко говоря, неэффективно, а грубо говоря, просто разворована.

Будем рассчитывать на лучшее и надеяться на то, что благодаря усилиям Шувалова, Набиуллиной, Кудрина и других ответственных людей инвестиции будут в течение ближайших 2-3-5 лет получены. Потом их надо освоить. А чтобы их освоить, чтобы инвестиции воплотились в инновации, технопарки и прочее, нужны люди, способные это сделать.

Между тем, по данным Центра исследований и статистики науки (ЦИСН) Минпромнауки РФ, процесс ухудшения возрастной структуры научных кадров привел к тому, что почти половина (47,4 %) российских ученых перешагнула пятидесятилетний рубеж; примерно каждый пятый ученый в нашей стране — старше 60 лет (в том числе 30,5 % кандидатов и 56,2 % докторов наук) и лишь 10,6 % — моложе 29 лет; средний возраст исследователей составляет 49 лет, кандидатов наук — 53 года, у докторов наук он достигает 61 года, превышая пенсионную планку.

Не менее тревожным, чем быстрое старение научного сообщества, является факт негативных изменений его квалификационной структуры. В составе научного сообщества значительно сократилась доля специалистов высшей квалификации — докторов и кандидатов наук.

Очередной холокост (катастрофа) российской интеллигенции имеет множество проявлений. В 1992–1997 годах из России уехало около 1 млн человек, включая 70 тыс. ученых и де сятки тысяч врачей, инженеров, конструкторов, спортсменов, артистов, писателей. В связи с интенсивной «утечкой умов» число людей, занятых в науке, к настоящему времени сократилось в России в сравнении с уровнем 1990-х годов примерно до 40 %. На подготовку специалистов, которых США и Европа получили из СССР и России начиная с 1970-х годов, пришлось бы потратить более 1 трлн долларов США. Следует также указать, что эти данные никак не учитывают потери от оттока «ноу-хау». Ежегодно до 15 % выпускников российских вузов покидают страну.

Причины «утечки мозгов» очевидны:

— низкий уровень оплаты труда;

— неудовлетворительная материально-техническая и приборная база;

— низкий престиж статуса ученого в России;

— политические преследования в результате (обоснованных или необоснованных) обвинений в разглашении государственных тайн;

— научный и материальный успех за рубежом многих ученых, покинувших Россию;

— бюрократизм и волокита в своей стране.

В 1992 году в России было около 900 тыс. ученых, активно занимающихся наукой. Сейчас же около 450 тыс. специалистов можно формально назвать учеными, из них лишь около 100 тыс. более половины своего рабочего времени уделяют изучению неисследованных областей и совершенствованию существующей и разработке новой техники. Остальная же часть, скорее всего, хочет продолжить свою научную карьеру, но не располагает необходимыми условиями, возможностями, оборудованием, мотивацией для осуществления серьезных исследований.

В основном российские ученые едут работать туда, где лучше условия — в Западную Европу и Северную Америку. Западные страны, в первую очередь, преследуют цель наиболее эффективно и с минимальными затратами качественно улучшать свою науку и образование. Так, например, по некоторым оценкам, США от привлечения одного ученого-гуманитария выигрывает около 230 тыс. долларов, инженера — 253 тыс., врача — 646 тыс., специалиста научно-технического профиля — 800 тыс. Конечно же, уезжают специалисты не всех профилей и специальностей. Основная группа эмигрантов — это программисты, биотехнологи, молекулярные генетики, реставраторы.[93]

Этот «исход», «четвертая волна эмиграции» нанесли колоссальный урон интеллектуальному потенциалу страны. Но, как и в послеоктябрьский период, до поры до времени это вполне устраивало новое руководство страны. Оно избавлялось от интеллектуальной оппозиции, от тех, кто может убедительно сказать: «А король-то голый!» К тому же произошла массовая дисквалификация и переквалификация инженеров в ларечников, офицеров в охранников, учительниц в уборщиц. О возможном вкладе ларечников, охранников или уборщиц в грядущую модернизацию можно спорить, но без квалифицированных инженеров обойтись вряд ли удастся. Между тем в одной из телевизионных передач участники не могли даже предположить: а сколько же инженеров осталось в стране после всех происшедших пертурбаций.

А когда-то их было немало. В 1926 году в народном хозяйстве трудилось 225 тыс. инженерно-технических работников, в 1939–1656 тыс., а в 1985 году их количество вплотную приблизилось к 10 млн. Среднегодовая численность ИТР в промышленности составляла 5548 тыс. человек (14,6 % ко всем занятым), в строительных организациях — 1754 тыс., а в колхозах, совхозах, межхозяйственных и других производственных предприятиях специалистов с высшим и средним специальным образованием насчитывалось 2135 тыс. человек.[94]

В то время эффективность системы подготовки инженерных кадров, качество работы всех тех, кого включали в большую социально-профессиональную группу производственно-технической интеллигенции, достаточно широко обсуждались в обществе. Казалось, что высшие технические учебные заведения и техникумы каждый год выпускают огромное число специалистов. Но от 30 до 50 % выпускников не являлись туда, куда их распределяли. Молодым специалистам не хватало жилья. «Сторублевый инженер» был плохим женихом и сильно уступал в оплате труда работягам, которые закончили ПТУ или какие-то краткосрочные курсы. В стране было много предприятий с устаревшим оборудованием и без какой-либо перспективы. Лучшие кадры были сосредоточены в военно-промышленном комплексе. В целом по стране к концу советского периода 3 млн лиц со специальным инженерным образованием работали не по специальности, а примерно 4 млн инженерных должностей были заняты практиками без соответствующего диплома. Способность к инженерному творчеству, к какому-то конструированию, креативу, как сейчас принято говорить, социологи признавали за 5–7 % советских ИТР.