И снова Оливия - Элизабет Страут

Хелен хихикнула, и Боб сел на корточки рядом с креслом. Погладил Хелен по голове, смахнул волосы, упавшие на лоб.

– Ну же, с тобой все будет хорошо. Завтра Джим доставит тебя прямиком домой, и ты больше никогда не вернешься в этот ужасный штат.

В полутьме комнаты она смотрела на него, опухший глаз был закрыт, но другим глазом она впивалась в его лицо.

– Но ведь ты живешь здесь. Для тебя он не ужасен, правда, Бобби?

Помолчав, он шепнул:

– Иногда правда. – И подмигнул, она снова хихикнула.

– Бобби?

– Что, Хелен?

– Я всегда любила тебя.

– Знаю. И я всегда любил тебя.

Хелен тихонько кивнула.

– Чудесно, – сказала она. – Меня клонит в сон.

– Отдыхай. Я здесь, рядом. А Джим в соседней комнате.

– Он храпит?

– Да.

– Хорошо, Бобби.

Боб опустился на пятки, какое-то время понаблюдал за Хелен, веки ее были закрыты, и он бесшумно перебрался в кресло напротив. У него все болело, словно он прошагал слишком большое расстояние, уже непосильное его телу, и Боб подумал: «Душа моя болит».

И потом внезапная мысль: к одиночеству человеческого существования нельзя относиться как к пустой выдумке, и все то, что предпринимают люди в надежде уберечь себя от зияющей черной бездны, требует уважения, это справедливо по отношению к Джиму и Хелен, и по отношению к Маргарет, и к нему самому.

– Бобби? – прошептала Хелен.

– Что такое, Хелен? – Он встал, шагнул к ней.

– Ничего. Я просто хотела убедиться, что ты здесь.

– Я здесь. – Боб немного постоял около нее и вернулся в свое кресло. – И никуда отсюда не денусь, – закончил он.

Во вторник утром в середине сентября Оливия Киттеридж аккуратно въехала на парковку на берегу океана. Было раннее утро – с некоторых пор Оливия садилась за руль только по утрам, – и машин на парковке было мало, как она и предполагала. Она припарковалась капотом к морю и медленно вылезла из машины; ей было восемьдесят два года, и она чувствовала себя старой развалиной. Последние три недели она ходила с тростью и по каменистой дорожке шагала, не поднимая головы, чтобы видеть, куда ступает, но сейчас, под теплым утренним солнцем, Оливия предвкушала, как полюбуется листвой, уже покрасневшей на верхушках деревьев.

Добравшись до берега, она уселась за столик в летнем кафе с видом на океан и заказала юной официантке с огромным задом яичницу и маффин. Официантка приветливостью не отличалась – и не только сегодня, но весь год, что она проработала в этом кафе. Было время отлива, и морские водоросли походили на густую шевелюру, зачесанную на одну сторону. Судна на причале грациозно покачивались, а их тонкие мачты тянулись в небо, словно маленькие шпили. Вдали тонкой полосой проступали острова Орлиный и Щетинистый с их хвойными зарослями. Когда официантка – она практически грохнула тарелки с яичницей и маффином на стол – спросила, подбоченившись: «Что-нибудь еще?» – Оливия покачала головой, и девица удалилась, ворочая огромными окороками, упакованными в белые штаны. В отблесках солнца кольца на пальцах Оливии засверкали, и это зрелище – предоставленное солнцем – поразило Оливию, хотя и умеренно. Морщинистая, отекшая – вот какая у нее рука. Минут через пять, отправляя в рот кусок яичницы, Оливия заметила ее – Андреа Лерё. Сперва Оливия засомневалась, та ли это девочка, – не девочка, понятно, женщина средних лет, но для Оливии все они были девочками, – а потом подумала: «Почему нет? Почему бы не она?»

Девочка Андреа была одна, от Оливии ее отделяло несколько столиков, сидела она лицом к Оливии, но смотрела неотрывно на воду, спустив темные очки на нос. Оливия положила вилку на тарелку, медленно поднялась и направилась к столику Андреа:

– Здравствуй, Андреа. Мы с тобой знакомы.

Девочка-женщина уставилась на нее, и Оливия уже решила, что она обозналась. Но девочка-женщина сняла темные очки – ну конечно, это Андреа, только изрядно повзрослевшая. Последовала долгая пауза – чересчур долгая для Оливии, – и она не утерпела:

– Выходит, ты теперь знаменитость.

Андреа продолжала пялиться на Оливию, глаза у нее были большие, темные волосы небрежно завязаны в хвостик. Наконец она произнесла:

– Миссис Киттеридж? – Голос у нее был низкий, хриплый.

– Верно, – подтвердила Оливия. – И теперь я – старая леди.

Она села наискосок от Андреа, хотя на лице у девочки было отчетливо написано: не беспокоить. Но Оливия была старой, она похоронила двух мужей, и ей ли разводить церемонии? Нет, не ей.

– Вы уменьшились, – сказала Андреа.

– Наверное. – Оливия сложила руки на столе, затем опустила их на колени. – Мой муж умер четыре месяца назад, и теперь я ем меньше. Аппетит у меня не пропал, но ем я меньше, а, состарившись, люди дают усадку.

– Что они делают? – после паузы переспросила Андреа.

– Дают усадку. Позвоночник выгибается дугой, брюхо выпирает, и ты как бы оседаешь. Вряд ли я первый человек, которого ты видишь постаревшим.

– Нет, не первый, – согласилась Андреа.

– Тогда что тебе объяснять.

– Принесите сюда свою тарелку, – предложила Андреа, оглянувшись на столик Оливии. – Нет, погодите, я сама принесу.

Она вскочила и в мгновение ока вернулась с яичницей и маффином Оливии, прихватив заодно ее трость. Ростом Андреа была ниже, чем ожидала Оливия, со спины ее легко можно было принять за девочку.

– Спасибо, – поблагодарила Оливия. – С тростью я хожу лишь третью неделю. Со мной случилась небольшая авария, когда я была за рулем. На парковке рядом с «Лакомкой». Нажала на газ вместо тормоза.

Андреа скорчила шутливую гримасу:

– Получили по заслугам.

– Нет, когда тебе восемьдесят два. Когда любой норовит отнять у тебя права. Хотя должна признать, полицейский был очень милым. Я плакала. Вообрази! До сих пор не могу в это поверить. Но я стояла там и плакала. Ужасно милый человек, этот полицейский. И люди в «скорой» тоже были симпатичными.

– Вы получили травму?

– Трещина в грудине.

– Ого, – сказала Андреа.

– Все нормально. – Оливия поплотнее запахнула куртку. – Двигаюсь медленнее и выезжаю теперь только ранним утром. Стараюсь, по крайней мере. Тогда на парковке я раздолбала две машины.

– Две?

– Именно две. Но, если с моей считать, то три. Пришлось просить мужа моей подруги Эдит, Баззи Стивенса, помочь мне обзавестись другим автомобилем. Баззи особо не горел желанием, но я опять при машине. Никто тогда не пострадал. Только я. Страху натерпелась, доложу я тебе.

– Еще бы, – почти пробасила Андреа.