Дьюи. Кот из библиотеки, который потряс весь мир - Вики Майрон

Когда мне больше нечего было дать,

Когда я с трудом вставала с постели,

Мама брала Джоди на руки

И успокаивала ее душу.

В этом домике в Хартли царили

Бесконечная любовь и надежность;

Уроки плавания, забавные игры —

Джоди никогда не была одна.

Когда я заново строила жизнь,

Училась, работала, искала дорогу,

Мама давала Джоди то, что я не успевала, —

Особое внимание каждый день.

Я была растеряна, когда растила Джоди,

Но, когда она падала, ты подхватывала ее.

Так что спасибо тебе, мама, больше всего за то,

Что помогла встать на ноги нашей дочери.

Через два дня после вечеринки мама среди ночи разбудила отца и попросила его отвезти ее в больницу. Она больше не могла выносить боль. Несколько дней спустя, когда состояние стабилизировалось, ее отправили в Сиукс-Сити на анализы. Мы узнали, что у нее рак прямой кишки. Единственный шанс для нее выжить, да и то без гарантии, заключался в почти полном удалении толстого кишечника. Весь остаток жизни ей предстояло носить мешочек калоприемника.

Мать понимала, что она серьезно больна. Потом уже мы узнали, что она больше года применяла слабительное и пользовалась свечами. Она не хотела, чтобы кто-то знал об этом. В первый раз в жизни мама не хотела одолеть врага. Она сказала: «Я не хочу больше операций. Я устала бороться». Моя сестра страшно расстроилась. Я сказала ей: «Вал, это мама. Дай ей время».

И действительно, пять дней спустя мама сказала: «Давайте проведем операцию».

Мама вынесла ее и жила еще восемь месяцев. Это было нелегкое время. Мы привезли маму домой, и папа с Вал не отходили от нее. Вал была единственной, кто умела менять мешочек; даже у медсестры это получалось не так хорошо. Я приходила каждый вечер и готовила на всех. То были трудные времена, но в то же время едва ли не самые лучшие в моей жизни. Мы с мамой говорили обо всем. Не оставалось ничего несказанного. Мы пользовались любым поводом, чтобы посмеяться. Ближе к концу она впадала в забытье, но и тогда я знала, что она меня слышит. Она слышала нас всех. Она никогда не уходила слишком далеко. Она умерла, как и жила, — в назначенный ею же самой срок, в кругу семьи.

Летом 2006 года, через несколько месяцев после ее кончины, я в честь своей матери поставила маленькую статую под окном детской библиотеки. Она изображала женщину с книгой, готовую читать детям, которые собрались вокруг нее. Для меня эта статуя и есть мама. Она всегда старалась что-то дать другим.

Папа сказал, что Макс II, его обожаемый гималайский кот, переживет его. Он находил утешение в этой уверенности. Но большинству из нас, живущих рядом с животными, надо понимать, что придется пережить смерть своих любимцев. Животные — не дети, и им редко удается пережить своих хозяев.

Когда Дьюи исполнилось четырнадцать лет, я мысленно подготовилась к его смерти. По словам доктора Эстерли, состояние его кишечника ставило под сомнение возможность, что он проживет больше двенадцати лет. Но у Дьюи было редкое сочетание генетических особенностей и характера. И когда ему исполнилось семнадцать лет, я практически перестала думать о его смерти. Я воспринимала ее не как нечто неизбежное, а как очередной верстовой столб на дороге, ведущей вниз. Поскольку я не знала ни его местоположения, ни как он будет выглядеть, когда мы его увидим, зачем было тратить время на пустые опасения? То есть я радовалась тем дням, что мы проводили вместе, а во время наших вечеров не загадывала дальше чем до следующего утра.

Я поняла, что Дьюи теряет слух, когда он перестал реагировать на слово «ванна». Годами это слово обращало его в паническое бегство. Раньше, если кто-то из нас говорил: «Прошлым вечером мне пришлось чистить ванну», бах! — и Дьюи исчезал. Каждый раз.

— Да это не о тебе, Дьюи!

Но он не слушал. Стоило сказать слово «ванна» — или «щетка», или «расческа», или «ножницы», или «доктор», или «ветеринар» — и Дьюи пропадал. Особенно если это ужасное слово произносили Кей или я. Если я уходила по библиотечным делам или болела, заботилась о Дьюи именно Кей. Если ему что-то требовалось, особенно комфорт или любовь, и меня не было рядом, он шел к Кей. На первых порах она бывала сдержанна, но после всех этих лет стала его второй матерью, которая любила его, но не терпела его дурных привычек. Если мы с Кей стояли вместе и кому-то из нас приходило в голову слово «вода», Дьюи удирал.

И вот однажды кто-то произнес слово «ванна», и он не убежал. Он по-прежнему срывался с места, когда я думала о ванне, но на слово не реагировал. Так что я стала внимательнее наблюдать за ним. Действительно, он перестал убегать каждый раз, когда на улице за библиотекой грохотал грузовик. Звук открывающейся задней двери заставлял его бежать обнюхивать поступающие ящики, теперь же он даже не шевелился. Он перестал подпрыгивать от внезапных громких звуков, например если кто-то ронял на пол толстый том словаря, и реже подходил, когда его звали посетители.

А может быть, это не имело отношения к слуху. Когда ты стареешь, выясняется, что простые вещи далеко не так просты. Сказываются симптомы артрита, отказывают мышцы. Ты худеешь и становишься неуклюжим. И у котов, и у людей кожа теряет эластичность, сохнет, зудит и плохо поддается лечению. И тут нет мелочей, особенно когда твоя работа заключается в том, чтобы позволять себя ласкать.

Дьюи по-прежнему встречал всех у входных дверей. Он все так же искал возможности посидеть на коленях — но на своих условиях. Его заднее левое бедро было поражено артритом, и, если его пристраивали в неподходящем месте или поднимали неправильным образом, он испытывал боль и уходил, хромая. Все чаще и чаще по утрам он устраивался на абонементном столе, где мог получить защиту. Он был глубоко уверен в своей красоте и популярности и знал, что посетители будут подходить к нему. Он выглядел по-королевски — лев, обозревающий свои владения. Он даже сидел как лев, скрестив перед собой передние лапы и поджав задние — образец достоинства и изящества.

Сотрудники стали тихонько предупреждать посетителей, чтобы те осторожнее обращались с Дьюи, заботились о его удобстве. Джой, которая большую часть времени имела дело с посетителями, бдительно оберегала его. Она часто приводила своих племянниц и племянников повидаться с Дьюи, даже в свои свободные дни, так что знала, как неловки бывают люди.

— Дьюи предпочитает, чтобы его лишь осторожно гладили по голове, — говорила она посетителям.

Это понимали даже школьники начальных классов. Дьюи теперь был старичком, и они заботливо относились к его потребностям. Подрастало уже второе поколение детей в семьях тех, кого Дьюи знал еще котенком, так что родители заботились о хорошем поведении детей. Когда они нежно его ласкали, Дьюи устраивался у их ног или, если они сидели на полу, у них на коленях. Но теперь он бывал более осторожен в движениях, и громкий звук или неловкое прикосновение заставляли его уходить.