Призрак пера - Аличе Бассо

Открываю почту, ввожу нужный адрес в поле получателя, прикрепляю статью и ставлю метку «срочно». В самом письме пишу:

Через десять минут получаю ответ:

Быстрый ответ, как принято среди журналистов – просто подтвердить получение материала и только потом взять в работу.

Пока что большего мне и не нужно.

Снова устраиваюсь на диване, приготовившись наслаждаться последними двенадцатью часами мира и покоя в своей жизни. Кажется, если мне не изменяет память, здесь где-то еще завалялось немного «Бруклади».

Следующим утром я иду по коридорам издательства «Эрики», и плащ развевается за спиной.

Сегодня нет нужды казаться незаметной.

Повсюду, как и каждый день, снуют сотрудники, редакторы и техники. Двери кабинетов открыты, внутри видны письменные столы. Они завалены книгами, листами, стикерами, газетами и журналами, среди которых пестреет сегодняшний выпуск «ХХ Поколения». Кто-то идет за кофе, кто-то в другие кабинеты, и у многих, причем не только у женщин, в руках то же издание, открытое на странице статьи звезды издательства, то есть Риккардо.

Офис гудит.

Вот почему сегодня не стоит беспокоиться о внешнем виде.

Энрико позвонил в половине восьмого утра. Примерно так я и ожидала. Журналы он получает дома, так что «ХХ Поколение», должно быть, свалилось ему прямо на стол с завтраком. Готова спорить, он даже кофе не допил, а сразу бросился мне звонить: «Вани. В редакции в восемь». И повесил трубку. Больше ничего не сказал. Разозлился сильнее, чем когда-либо.

И должен высказать все, что мне причитается, лично, в лицо.

Все перешептываются. Собираются маленькими группками. Обложка «ХХ Поколения» виднеется практически повсюду. Редко когда в такой час увидишь настолько бурную жизнь в издательстве. Как чудесно, я подарила людям отличное начало дня, такое оживленное. Ангелы могли бы мной гордиться, это точно.

Кто-то провожает меня взглядом искоса, пока я следую по коридорам в плаще цвета воронова крыла, шелестящем за плечами, и с привычной фиолетовой помадой на губах, но главной темой разговоров я не стану. Не сегодня.

Подхожу к кабинету Энрико Фуски.

Замираю на секунду и прислушиваюсь. Изнутри доносится возбужденное бормотание. Узнаю голос, время от времени почти срывающийся на крик: Риккардо. Похоже, он тоже свалился на стол Энрико сразу после кофе.

Отлично. Знаю, что стоит перешагнуть порог – и моя жизнь кардинально изменится. Поворачиваю ручку и вхожу.

Обладатели голосов тут же замолкают и оборачиваются ко мне. Энрико сидит за столом. Его лицо напоминает резиновую маску, которую забыли в машине на приборной панели на самом солнцепеке. Она точно расплавленный воск. Судя по всему, из-за меня он за это время постарел лет на пять. Что ж, я хуже рака поджелудочной. Если бы не знала, что это невозможно, готова была бы поклясться, что Энрико даже похудел.

Но самые эффектные изменения произошли с лицом Риккардо, моим любящим молодым человеком.

От красавчика с растрепанными волосами не осталось и следа. Его будто съел свирепый дикий зверь, еще и кости хорошенько погрыз. Одет он не так аккуратно, как обычно: до того торопился сюда, что, очевидно, нацепил первое попавшееся и теперь выглядит неряшливо и помято. Похоже, тот зверь его одежду тоже пожевал. В руках Риккардо сжимает скрученное «ХХ Поколение»: хотя журнал вышел только сегодня, уголки страниц уже загнуты и в заломах, будто его трясли, скручивали и яростно листали не один раз. (Еще один номер лежит на столе Энрико, и вид у него не лучше). Лицо Риккардо – уродливая гримаса ярости, ужаса, замешательства. И главным образом ненависти ко мне. Этот взгляд… удивительно, почему он еще не причиняет физическую боль. В части наступательного потенциала его глаза не уступят двум раскаленным штыкам. А внутри целый мир: континенты презрения и враждебности, океаны тревоги и разочарования, горные хребты отвращения. Как хороший наблюдатель, я также вижу подземные потоки магмы самооправдания, водоносные слои жалости к себе. О да.

Риккардо меня ненавидит, ненавидит до смерти, ненавидит так, как никогда никого не ненавидел, но каждая клеточка его тела активно пытается притвориться, что он этого не заслужил. Мой ухажер, живое олицетворение всего эгоцентричного, прямо-таки источает негодование и оскорбленное величие изо всех пор, потому что ему даже перед собой стыдно признать, что он сам напросился. И это самое забавное.

– Вани. – Энрико хотел бы лучше подготовиться к разговору, но, видимо, помешало внезапное появление Риккардо. Поэтому он просто смотрит на меня тяжелым, как могильная плита, взглядом и, видимо, надеется, что это выражение сделает за него половину работы.

Останавливаюсь в центре комнаты, руки в карманах плаща.

Смотрю сначала на одного, потом на другого, серьезно, но спокойно.

У меня-то время подготовиться было.

– Вани, твой поступок просто неприемлем, – произносит Энрико.

– Подобное притягивается подобным, – отзываюсь я, быстро взглянув на Риккардо, чье лицо приобретает еще более землистый оттенок (если это вообще возможно).