Верность как спасение - Евгения Михайлова

— Ох, не хотела, чтобы ты это видела. Потому спрятала в портфель. Я не знаю эту женщину. Просто разговорилась с ее соседкой и взялась помочь. У меня есть знакомые онкологи. Эта больная совершенно одинока. Умирает сейчас одна. Соседка принесла ее снимки, историю болезни. Только у нее ключ от квартиры.

— Не могу поверить, что человека в таком состоянии отправили домой. Значит, это правда, что у нас из больниц выбрасывают вот так умирать? Что мы можем сделать, мама?

— Что тут поделаешь… Ты видишь, какой прогресс. Месяц назад ей диагностировали первую стадию рака, сейчас третья, на грани четвертая. Месяц назад операция была еще необязательна, сейчас уже бесполезна. Я сказала, что не знаю эту женщину. Но ее знаешь ты. Это Галина, бывшая гражданская жена твоего Антона. Она решила умереть, когда он ушел к тебе. Прости, но мне кажется, что ты должна это знать. Папка выпала у меня не случайно.

Настя вошла в тот день в квартиру Антона, как в зал суда, где ей вынесут приговор. Она не видела выхода. Они не могут жить дальше так, как будто из-за них никто не умирает в страшных муках. Они не могут расстаться, потому что так кончится Настина жизнь. А главное… Знал ли Антон, что Галина так больна, когда той ночью вошел в комнату Насти? Знал ли он все это время, что там такой ад, кошмар, боль и беспросветное одиночество? Если знал, как мог быть таким беспечным, счастливым, радостным… Мог смеяться, шутить, строить планы… Не было в нем и тени несчастья. Настя не могла бы это не заметить.

Впервые за все время Настя позвонила ему и попросила приехать быстрее. Хорошо тем женщинам, которые не злоупотребляют терпением мужчин по пустякам. Антон примчался через полчаса.

Он заговорил после большой, огромной паузы, казалось, она была длиннее всей их совместной жизни. И начал с ответа на последний вопрос:

— Да. Знал, конечно. Тогда это было серьезное, но еще не подтвержденное подозрение. Для того чтобы Галю развлечь, я и решил поехать на ту встречу. Я должен сейчас оправдаться? Как? Чем? У меня нет смягчающих обстоятельств. Просто было всего мгновение, чтобы схватить, присвоить, отобрать у жизни то, что показалось мне самым нужным, самым прекрасным, самым необходимым. Гале я собирался отдать все остальное — помощь, заботу, деньги. Да я бы кровь ей всю отдал за понимание. Но она ничего этого не захотела. Последней ужасной информации у меня не было, но я готов к тому, что ей ничего, кроме мести, больше не нужно. Легко оказалось это сделать, имея такой козырь. Я разговаривал с ее врачом после нашей поездки и формального разрыва. Он сказал, что прогноз хороший. С проблемой можно справиться без операции. И операция еще могла быть успешной. Но она приняла такое решение.

— Что же будет с нами со всеми? — в отчаянии спросила Настя, понимая, что ни гнева, ни протеста, ни малейшего отторжения от Антона в ней нет. Он в беде, как и она. Он из-за нее в такой беде.

— Не знаю, — мрачно проговорил Антон. — Сидеть и ждать сообщения о Галиной смерти я не могу. Я поеду. Попробую за что-то и как-то повоевать. Ты подождешь?

— О чем ты спрашиваешь!

Они расставались утром. Они так расставались, что гроза заливала окна струями слез. И только один человек на свете их никогда не пожалеет. Галя, которая мстит им своей смертью.

Антон не смог открыть дверь Галиной квартиры своим ключом. Она поменяла замки. На звонки в дверь и по телефону не отвечала. Антон сходил за знакомым слесарем, и тот вскрыл дверь. И он попал в ад. Грязь, запустение, тяжелый запах. Галя лежала, желтая, высохшая, со страшным черепом, облепленным жидкими прядями немытых волос, а взгляд ее между отеками и чернотой провалов, — этот взгляд был живым. Ему показалось, что в нем мелькнуло удовлетворение. Она дождалась. Она это увидела. Он пришел, виноватый и поверженный…

И сразу выстроилось отношение ко всему у Антона. Он ее не жалел. Его не пугали трудности. Он просто знал, что нужно делать. Он должен победить. И ее ненависть, и смерть. Так получилось, что он узнал, увидел и понял, что с этим жить не сможет. А ему необходимо жить. Как никогда, необходимо жить и любить Настю.

— Здравствуй, Галя, — сказал он. — Извини, поздно узнал. Ничего, мы справимся. Ты только помоги мне, пожалуйста. Нам надо работать. Надо побороться.

— Поздно.

— Нет. Ты жива. Я здесь. Возьму отпуск, найду специалистов. Я даже сиделок и уборщиц нанимать не буду. Все сделаю сам.

На следующий день Антон заехал за Настей и повез ее оформлять дарственную на квартиру.

— Это нужно мне, — объяснил он. — У тебя должно быть место, чтобы меня ждать. Сейчас поедем в банк, я открою счет на твое имя. Я могу быть уверенным, что ты не уедешь к маме и не пойдешь искать работу?

— Да, конечно.

Настя не спросила, как долго ей ждать. Не имело смысла. Он не знает, а для нее сейчас что час, что год, — почти не имеет значения. Она в принципе не представляет, как сможет вынести разлуку с ним.

Как прошел для Насти этот год, не похожий ни на жизнь, ни на смерть? Этот тяжкий сон, от которого нельзя спастись пробуждением? Точно так же, как и начался. Настя ждала и каждую минуту понимала, что это ей не под силу. Она не может ждать без надежды и уверенности. А не ждать ей нельзя. Отвлечься или как-то развлечься — невероятно. В каком-то смысле Настя была гораздо менее живой, чем Галина. Потому что та больше не была брошенной Антоном. Он пошел в бой за ее жизнь, оставив Настю, как маркитантку, позади своего войска.

Они виделись, конечно. Это вновь были короткие, украденные у кого-то часы в квартире, подаренной ей, то есть в квартире, в которую он имеет полное право не вернуться. Он мало говорил, а Настя ни о чем не спрашивала. Им нужно было утолить жажду, подышать воздухом любви, погасить жар тоски, выбраться из ядовитого омута. Настя не знала, что после этих встреч Антон уходил не сильным, а еще более слабым, он чувствовал себя опустошенным, казался постылым самому себе. А Настя потом сутками сидела, лежала и думала: есть ли она? Эта женщина, которая так самозабвенно отвечала на страсть Антона. Неужели так бывает — ты только что была полна жизни и восторга, а сейчас тебя просто нет…

— Ты — зомби, — прокричала ей однажды в отчаянии Валентина. — Ты ни о чем не хочешь говорить, тебя ничто не интересует, ты меня не слышишь! Я не вижу, что бы ты ела или читала. Как можно так опускаться? Так убивать и хоронить себя! Ведь ничего страшного не случилось. Никакой беды.

— Ничего не случилось, — ровно ответила Настя. — Кроме того, что ты хотела. Я узнала правду, и мы приняли правильное решение. Я оказалась слишком слабой для него, но мы не отступим. Я не обману твое доверие, мама.

— Какой ужас, — простонала Валентина. — Ты стала человеком, который все превращает в несчастье. А между тем Галине лучше. Ее уже видели в магазине, и она неплохо выглядела.

— Отлично. Я очень рада.

Да, бой Антона завершался его победой. Он возил Галину в Швецию и Израиль. В Швеции ее после подробнейшего исследования качества и вида опухолей вывели в стадию, дающую шанс на успех операции. В Израиле такую операцию сделали. Московские врачи говорили о скрытой и редкой силе, жизнеспособности ее организма. Антон и сама Галина точно знали, что дело не в этом. Дело в том, что он рядом. В том, что со времени их знакомства они впервые живут не просто совместной жизнью. Они не расстаются. Совсем. Ни днем ни ночью. Галина попала в совершенно невероятную реальность, она ни о чем подобном не могла и мечтать. Мужчина, которого она любила больше жизни, который с такой легкостью оставил ее ради другой, — он при ней и муж, и страж, и нянька-сиделка. Ради этого можно было только жить. Ради этого она могла вынести даже часы, которые он тратил на встречи с Настей. Пусть и разлучница получает от судьбы свою дозу одиночества и брошенности.