Пообещай мне лунный свет - Кэрол Финч

— Боже, неужели я никогда не избавлюсь от этого неутолимого желания?

Действуя вопреки голосу разума, Лоутон придвинулся к Кейро еще поближе. Она инстинктивно отвечала на прикосновения его губ и рук.

Словно в тумане Кейро различила серебристый блеск глаз и сладострастную улыбку и ощутила знакомое прикосновение его рук, ласкавших ее податливое тело, и выдохнула имя Лоутона. Он застонал от сладостной муки, охватывавшей его всякий раз, когда он прикасался к ее телу. Желание разгорелось с такой силой, что все остальное для Лоутона перестало существовать.

Как легко он покидал всех женщин, с которыми случайно сводила его жизнь. Но теперь ему казалось невозможным просто повернуться спиной и уйти от этой колдуньи, которая была одновременно и причиной его невыносимых мучений, и спасением от них.

Глубоко вздохнув, Лоутон отказался от сопротивления и осыпал поцелуями гладкую кожу, стремясь разжечь в душе Кейро ответное, такое же неистовое пламя. Охваченный желанием владеть ею безраздельно, он ласкал ее восхитительное тело, добиваясь ответных ласк, доказывавших, что она принадлежит ему душой и телом — по крайней мере в эти сладостные мгновения.

До сих пор в такие моменты его не заботило ничего, кроме удовлетворения собственных потребностей, но с Кейро все было по-другому: знать, что его объятия доставляют ей наслаждение, было для него важнее, чем получать его самому. Сознание того, что их наслаждение обоюдно, удваивало восторг от обладания ее красотой, и он терпеливо ждал, когда бутон страсти нальется и его распустившиеся лепестки окутают их обоих.

Возбужденный мыслями о своей задаче, Лоутон приступил к священнодействию и осыпал Кейро благоговейными поцелуями, не пропустив ни одного сантиметра гладкой кожи. Когда же он прижал ее к себе, чтобы окончательно овладеть ее телом, то понял, что и сам не в силах сдержать дрожи возбуждения.

Он погрузился в нее и, повинуясь ритму любви, вечному, как сама любовь, крепко прижал к себе Кейро. Никакая сила в мире не смогла бы заставить его разжать объятия до тех пор, пока ошеломляющее наслаждение не сменится неудержимой дрожью, охватившей его тело, и желание, ставшее под конец непереносимым, не ослабит своей хватки. Лоутону казалось, что все его силы вытекли из него до последней капли, а сам он превратился в опустошенную, трепещущую оболочку, но даже тогда он не выпустил Кейро из своих объятий.

Обессиленный, Лоутон тяжело опустился на Кейро и нежно поцеловал в губы. Ее густые ресницы затрепетали, и губы тронула томная улыбка.

Услышав ее ровное дыхание, Лоутон приподнял голову и посмотрел Кейро в лицо. Она спала сном младенца. «Интересно, вспомнит ли она о том, какие восхитительные мгновения нам довелось пережить этой ночью?» — подумал Лоутон и провел ладонью по роскошной гриве волос, струившихся по подушке.

— И все это закончится тем, что рано или поздно один из нас прикончит другого, — в задумчивости произнес он вслух, — если ты не сможешь меня убить, не исключено, что мне придется выдать тебя правосудию.

Лоутон настойчиво гнал от себя эту мысль. Ему не хотелось думать о том, что в конце концов волны блаженства выбросят его на берег. Сегодня он позволит себе погрузиться в сладостные мечты и будет наслаждаться восторгом, который нашел в объятиях этой удивительной женщины. Завтра настанет новый день, и тогда он соберется с силами, чтобы снова противостоять сомнению, которое непременно вернется.

Кейро нехотя открыла глаза. Она готова была поклясться, что со вчерашнего вечера прошла целая вечность. Солнечные лучи кинжалами резали глаза. Кровать — или на чем там она лежала, — раскачивалась и вертелась, будто лодка, лишившаяся руля в бушующем океане. До ее слуха долетел мучительный стон, и только через несколько секунд Кейро сообразила, что слышит собственный голос, — он показался ей таким пронзительным, что ее голова чуть не разлетелась на куски, как перезревшая тыква.

Кейро снова застонала — боль накатывала волнами, разламывая череп и пульсируя в мозгу. Боже, она чувствовала себя так, будто ночью ей пришел конец, но никто не позаботился сообщить ей об этом. «Нет, — с отвращением, подумала Кейро, — смерть ничто по сравнению с этой пыткой!» Ее мучения нельзя было сравнить с муками ада. У нее болели даже брови, внутренности вгрызались друг в друга, а рот пересох, будто был набит ватой. Кейро с тоской подумала о стакане воды, но даже мысль о том, чтобы принять вертикальное положение, казалась ей чудовищной.

Губы Лоутона растянулись в дьявольской улыбке. Лицо Кейро было белее простыни, под которой они лежали, серебристые локоны разметались в таком беспорядке, будто ее застиг ураган, а губы приобрели голубоватый оттенок. Эти симптомы были ему хорошо знакомы — несколько раз в своей жизни Лоутону и самому приходилось испытывать муки похмелья, — и он нисколько не сомневался в том, что Кейро готова отдать все на свете, лишь бы избавиться от тошноты и головной боли, молотом ударяющей по вискам.

Решив одеться и принести ей чашку кофе, Лоутон встал с кровати. От этого его движения Кейро перекатилась на спружинившем матрасе. От резкого движения ее снова затошнило, а в мозгу застучали барабаны. Кейро мысленно взмолилась о том, чтобы Господь избавил ее от мучений, послав ей быструю смерть.

— Прости, принцесса, — прошептал Лоутон, наклоняясь, чтобы прикоснуться губами к ее бледному восковому лбу, — но тот, кто пропустил слишком много стаканчиков виски, должен расплачиваться за свои грехи.

Кейро была не в настроении выслушивать нотации Лоутона.

— Уходи и дай мне умереть спокойно, — прохрипела она, обхватив голову руками и тщетно пытаясь выбрать подходящее положение, чтобы хоть немного уменьшить боль.

— Схожу принесу тебе тостов и кофе.

Ни есть, ни пить Кейро не хотелось. Единственное, чего она желала, — это немедленно избавиться от страданий. Она чувствовала себя ужасно и очень стыдилась того, что Лоутон видит ее такой жалкой и униженной.

— Почему ты не можешь просто пристрелить меня, как собирался, и не избавишь от мучений?

Лоутон покачал головой:

— Это не поможет. Тебе придется с неделю проваляться мертвой, прежде чем ты почувствуешь себя лучше.

Кейро едва сдержалась, чтобы не зарыдать, как ребенок. Она не сделала этого, боясь нового приступа головной боли. Собственный мозг казался ей чистой грифельной доской: виски стерло из памяти все, оставив лишь смутные воспоминания о том, как она отплясывала на празднике, то и дело прикладываясь к очередному стаканчику пунша. Вероятно, потом она вышла на улицу, где Лоутон нашел ее и привел в гостиницу. Однако то, что она лежит в постели в чем мать родила, заставляло предположить, что Лоутон…

В одурманенном сознании стали воскресать какие-то картины, и Кейро начала смутно что-то припоминать. Она вспомнила, какие противоречивые чувства ей пришлось испытать, когда они с Лоутоном…

— Ты соблазнил меня, воспользовавшись тем, что я не отдаю себе отчета в своем поведении! — в негодовании воскликнула Кейро, уставившись испепеляющим взглядом на Лоутона.