В поисках сокровища - Ася Лавринович

Конечно, Лялин и Лиля безоговорочно поверили в ведьму. Оба ходили весь день под впечатлением и только об этом и говорили. Я же не знала, как отнестись к рассказу Альберта… Конечно, слушать эту историю в глуши, когда вокруг таинственно шумят деревья и вскрикивают лесные птицы, было захватывающе. Только Марвин с Левой во время рассказа Альберта все время переглядывались и усмехались.

А если настоящий клад действительно зарыт в этих местах?.. А если его найду именно я? Об этом я размышляла, сидя в одиночестве на перевернутой деревянной лодке. Со стороны нашего лагеря тянулся вверх сизый дымок. Был уже вечер, и вокруг пахло хвоей и озерной свежестью. В водной глади отражалась луна.

Если не считать утреннего конфликта, то день прошел хорошо. Конечно, после случившегося с «уазиком» никто из копателей особо дружить с нами не хотел. И Бык, и Юра смотрели на нас как на врагов народа. Во время обеда (а ели мы снова порознь) я слышала, как Бык сказал Альберту, мол, на фига ты позвал сюда несмышленых детей. Альберт тоже не питал к нам особых симпатий и держал нейтралитет исключительно из-за Ляли. Даже поболтал с нами немного, рассказав свою семейную тайну. Но напряжение между нами никак не проходило… Будто Альберт вынужден был нас здесь терпеть, а для чего – загадка.

Только дядя Толя, снова тяпнувший с утра самогона, был нам искренне рад. Когда мы с Лилей мыли посуду после полдника, он присел на уши и принялся рассказывать о своей службе в армии на Дальнем Востоке. Потом – как «после армейки» по глупости «присел» на пару лет.

– Как откинулся, жена мне двух девочек родила, одну за другой. А я очень парня хотел, наследника.

– Что же вы собрались ему в наследство передать, дядя Толя? – простодушно поинтересовалась Лиля, протирая тарелку. Во время дяди-Толиных рассказов мы с Лилей постоянно переглядывались, и та каждый раз делала большие забавные глаза.

– А то как же, род свой продолжить. Мандзюков… Говорю жене, ты мне маленького Мандзюка роди. Анатольевича. Она и родила следом, будь неладна, еще двух девчонок-близняшек. После этого я с Мандзюками завязал. Вот сейчас я такой молодой, в самом расцвете сил, а у меня уже девять внучат…

В общем, мы еле отделались от бесконечной болтовни дяди Толи. Лиля даже под предлогом поездки в магазин посуду не домыла. Умотала вместе с парнями за продуктами.

Ближайший город был в ста пятидесяти километрах отсюда. Управившись с посудой, я ушла с книгой на речку и читала до тех пор, пока не начало смеркаться. Думала, что Лев отправился вместе со всеми, поэтому очень удивилась, когда он появился на берегу. Подошел ко мне и присел рядом на перевернутую лодку. Мы давно нормально не общались. Наверное, в последний раз говорили по душам только дома у Левы, когда готовились к контрольной. А теперь же практически никогда не оставались наедине. Я чувствовала, как мы отдаляемся друг от друга. А мне этого очень не хотелось. Как только я решалась поговорить с Левой, на горизонте нарисовывался Марвин…

– Я думала, что ты поедешь с ними, – сказала я, глядя на профиль Стаховича.

– Не-а, – лениво отозвался Лев. Я думала, он объяснит, почему решил остаться, но Стахович молчал.

– Как думаешь, к Альберту действительно во сне приходила ведьма? – спросила я.

– Думаю, Альберт просто очень впечатлительный, – улыбнулся Лев, повернувшись ко мне и посмотрев в глаза. – Или просто решил впечатлить нас.

– У него это получилось, – рассмеялась я.

Впереди притихло темное глубокое озеро. В небе холодным синеватым светом разлилась луна.

– Ты еще не хочешь домой? – спросил вдруг Лев.

– Смеешься? Нет, конечно.

– А отец как отпустил?

– Я просто поставила его перед фактом. Он не возражал. Мы сильно поссорились накануне, ну и вот… Папа решил не портить наши отношения еще сильнее. Я отправляла ему сообщение, когда связь ловила. Вроде все у него в порядке.

– Понятно.

– А вы с Лилей все-таки сбежали тайком?

– Нет, – улыбнулся Лев своей особенной красивой улыбкой. Лунный свет падал на его лицо. Глаза у Левы и раньше были совсем черными, но теперь казались такими бездонными, что в них можно было легко утонуть. – Мы с Лилей с ней честно поговорили. Ну… почти. Только про поиск клада не сказали. Мама бы удивилась.

– Понятно, – повторила я слова Льва, и мы улыбнулись друг другу. А я уже не в первый раз поймала взгляд Стаховича на своих губах.

– А почему Ляля так не любит свое имя? – спросил Лев.

– Потому что точно так же звали его отца. Имя – единственное, на что расщедрился мужик для семьи. Ляля не хочет, чтобы его что-то связывало с отцом, который его бросил. Он уже давно носит фамилию матери.

Лев с пониманием кивнул. Я не отводила взгляда от его задумчивого профиля. Мне хотелось потрепать Леву по темным волосам или положить голову на плечо, но я не решалась.

Вместо этого уставилась на темное небо с редкими вкраплениями бледных звездочек.

– Мама говорила, что, когда на земле кто-нибудь умирает, на небе загорается новая звезда.

– Сильно по ней скучаешь? – спросил Лев. – Хотя это, наверное, самый дурацкий вопрос из всех возможных.

– Сильно скучаю, – все-таки ответила я. Я никогда ни с кем не разговаривала о маме. Кроме школьного психолога. Даже с Лялей. Друг без слов понимал, что я чувствую, поэтому никогда не заводил этот разговор. – Поначалу тебе кажется, что ты никогда не переживешь эту потерю, а потом, спустя какое-то время, тебя потихонечку отпускает. Будто отболело. И хотя ты понимаешь, что в жизни не бывает ничего «навсегда», к такому сложно себя подготовить.

Лев, склонив голову, слушал меня и палкой вырисовывал на мокром песке какие-то узоры. Подул легкий ветерок, и камыши вдоль берега начали тихонько поскрипывать. А мне вдруг впервые за долгое время захотелось поговорить с кем-нибудь о маме.

– Моя мама была болезненной и странной женщиной, – призналась я. – В детстве меня пугали ее вечные перепады настроения. Когда маме было хорошо, мне казалось, что мы – самая счастливая семья на свете. А когда мама замыкалась в себе и могла целый день пролежать в кровати, не сказав нам с отцом ни слова, мне становилось не по себе. Папе с ней было сложно, хотя он ее всегда поддерживал. Но с годами ее самочувствие только ухудшалось. Хотя мама исправно посещала специалистов и пила лекарства. В последний год она находилась в тяжелой депрессии. Пыталась с ней бороться, но тщетно. Когда я перевелась в вашу гимназию, маме уже было не до меня…

– Из-за чего она умерла?

– Выпила смертельную дозу таблеток, – ответила я. – Мы до сих пор не знаем, было ли это случайностью или мама нарочно. Она сама хотела… Ну, ты меня понимаешь.

Лев быстро кивнул. А мне вдруг показалось, что я наблюдаю за нами со стороны. Будто снова стала тенью, отделилась от тела и нырнула в кусты. И уже оттуда гляжу на происходящее. Вот Сима Шац в майке и джинсовых шортах, с закрытой книгой на коленях, рассказывает однокласснику о своей семье. Вечерний ветер треплет ее волосы, и Сима нервным движением время от времени убирает выбившиеся из прически пряди за ухо. Рядом с ней на перевернутой лодке сидит Лев Стахович. Склонив темноволосую голову, он внимательно слушает Симу, и в его глазах столько нежности и тоски… Все так же скрипит осока и с шорохом набегают волны. Сима впервые за долгое время говорит о маме и своих переживаниях. Делится важным, сложным и сокровенным.