Скрытая Жизнь Древнего Рима. Рабы и гладиаторы, преступники и проститутки, плебеи и легионеры... - Роберт Напп

Также случалось, что хозяин, пользуясь преданностью бывшего раба, принуждал его выполнять задания, которые оказывались непосильными из-за его возраста или физического состояния либо отнимали так много времени, что ему некогда было заниматься собственным выгодным делом. Иногда господин пытался контролировать будущую жизнь вольноотпущенника, к примеру насильно давал ему в долг большую сумму денег, таким образом привязав его к себе на длительное время, пока тот не выплатит долг; мог запретить ему вступить в брак, чтобы после смерти его имущество досталось патрону, а не потенциальным детям. Если раб был освобожден по неофициальной процедуре, «отец» мог забрать у него «вольную», хотя по закону ему достаточно было просто заявить, что он не предоставлял рабу никакой свободы, – по причине отсутствия свидетелей. В любом юридическом споре власти с готовностью вставали на сторону патрона, как показывают данные из Египта: префект сообщал вольноотпущеннику, что тот будет подвергнут порке, если станет известно о новых жалобах от его патрона (P. Oxy. 4.706). Короче говоря, «отец» любыми способами, законными и незаконными, стремился привязать к себе вольноотпущенника; как писал Артемидор, «многие освобожденные рабы тем не менее, по сути, оставались рабами и подчинялись другим» (Сонник, 2.31).

Поскольку в литературе и юридических документах часто фигурировали либертины, легко предположить, что они составляли большую часть населения империи, но выявить их оказывалось довольно трудно. Иногда вольноотпущенники указывали свой статус на надгробиях, в «Сатириконе» Петрония, например, выведен представитель этой категории населения – Тримальхион, устроивший пиршество. Но историки судят о количестве вольноотпущенников в римском обществе, исходя из многочисленных упоминаний о них в классической литературе. Методика расчета основана на корреляции между определенным набором имен, в основном греческого происхождения, с указанным в эпитафиях статусом умерших как вольноотпущенников. Эта корреляция переносится на большинство, если не на всех людей, так названных, – их причисляют к вольноотпущенникам и выводят соответствующие демографические цифры. Не углубляясь в подробности, такую методику можно назвать в высшей степени сомнительной. Ведь, по всей видимости, было достаточно большое количество свободнорожденных с именами «вольноотпущенников» и одновременно либертинов, признававших себя таковыми, но с именами, которые отсутствовали в данном списке. В конечном счете невозможно утверждать, являлся или нет данный человек либертином, если он не написал в своей эпитафии, что он «вольноотпущенник такого-то», т. е. конкретного хозяина.

Это тем более трудно, что простолюдины не объявляли всем и каждому, что они являются вольноотпущенниками, и остальных тоже не очень-то интересовал их статус, тогда как к рабам всегда было иное отношение. Так, в Новом Заве те имеется лишь одно упоминание о людях, которые, возможно, были вольноотпущенниками (хотя таковыми в переносном смысле называли последователей Христа). Предположения, что, к примеру, упомянутая в главе 16 Лидия, торговавшая багряницей, была вольноотпущенницей или что апостол Павел являлся сыном или внуком вольноотпущенника, не подтверждаются самими текстами. В «Золотом осле» единственный эпизод (10.17) касался человека, считавшегося либертином, и мне не известно ни одного упоминания об этом в греческих сказаниях. В египетских папирусах также редко можно прочесть о вольноотпущенниках, как и в «Толковании снов» Артемидора; например, у него есть вопрос: женится ли данный клиент на вольноотпущеннице? Однако это скорее является исключением. В отличие от женщин и рабов, фигурировавший в чьем-то сне «вольноотпущенник» ничего особенного не предвещал. Например, он никак не связывался с надменностью или неблагодарностью и просто не появлялся в числе символов будущего. Учитывая, что Артемидор писал книгу на основании снов, которые видели его клиенты, можно сделать вывод, что им не снились сны с участием либертинов или хотя бы персонажей с характерными чертами вольноотпущенников, указывавшимися в литературе, предназначенной для элиты. В то же время нужно понимать, что Артемидор писал книгу для жителей Восточной Греции, где вольноотпущенников было гораздо меньше, чем в Италии. Если к свидетельствам из толкований снов прибавить другие имевшиеся у нас сведения, то станет ясно: народ не выделял либертинов в особую категорию населения.

Безразличие народа к статусу вольноотпущенников резко противоречит ощущению их собственного достоинства – они гордились приобретенной свободой. Это прекрасно доказывается тем, что в эпитафиях либертины часто называют себя «бывшими рабами» и указывают имена своих прежних господ.

Так, свободнорожденный писал: К. Корнелий Кай, filius Лупула = Гай Корнелий Лупул, сын Гая, а вольноотпущенник: К. Корнелиус Кай libertus Лупула = Гай Корнелий Лупул, вольноотпущенник Гая.

Либертин Гай Лупул мог вполне опустить слова «вольноотпущенник Гая»; не было необходимости указывать это в надгробной надписи, как и добавлять пояснение о сыне («сын Гая»). Важно отметить, что человек, ставший свободным, считал это своим огромным успехом и счастьем и пожелал непременно запечатлеть его на своем надгробии. Он гордился тем, что стал свободным и умер таковым. Но простым людям, видимо, было безразлично, являлся ли данный человек вольноотпущенником или свободнорожденным.

Так сколько же было либертинов? Я уже говорил, что этот статус давался только рабам, получившим свободу от римских граждан. Число их составляло приблизительно от 10 до 15 % от общего населения империи до того, как в 22 г. было введено всеобщее гражданство. Можно предположить, что освобожденных ими рабов оказалось порядка полумиллиона. Следует помнить, что статус вольноотпущенника не передавался его детям. Поэтому в любой конкретный период среди многочисленного гражданского населения, например, Италии или какой-либо римской колонии, возможно, лишь один из двадцати являлся бывшим рабом (или рабыней); в местностях, где было мало римских граждан, приблизительно один человек из более чем сотни людей сталкивался с вольноотпущенником. Эти цифры являются весьма приблизительными, поскольку мы не располагаем демографической статистикой, но дают некоторое представление о ситуации. И надо заметить, что количество их очень невелико, особенно по сравнению с рабами, которые составляли около 9 млн (15 %) от всего населения, в зависимости, конечно, от места проживания и исторического периода. Не может быть и речи о том, что вольноотпущенники имели численное преимущество над свободным населением империи или хотя бы составляли значительную его часть. И этот вывод явно опровергает не только мнение элиты об «азиатском Оронте, уже впадавшем в Тибр», но и предполагаемые доказательства численности вольноотпущенников исходя из имен, которые можно прочесть на надгробных плитах.

Пожалуй, пора уже дать слово самим вольноотпущенникам. Но сначала, в качестве перехода, полезно будет услышать голос человека, который являлся сыном либертина. Это Квинт Гораций Флакк, знаменитый поэт Гораций. В своих «Сатирах» (1.6.65–88) он рассказал, что его отец был рабом, очевидно ставшим таковым во время гражданских мятежей в начале I в. до н. э. Получив свободу, он работал в Венузии (Италия) сборщиком налогов. Желая дать сыну образование, он отвез его учиться в Рим и внимательно следил за его успехами. По словам Горация, отцу хотелось, чтобы сын стал не хуже его самого, но имевшиеся у него средства позволили ему достигнуть большего. Благодаря таланту стихотворца Гораций оказался в окружении римлянина Мецената, покровителя искусств. Так что судьба Горация является прекрасным примером сына амбициозного отца-вольноотпущенника. Нет ни намека на то, что он стыдился своего статуса либертина или своей профессии – правда, он хотел, чтобы сын достиг лучшего положения с помощью хорошего образования и связей. Поэт намекал, что в обществе с презрением относились к детям вольноотпущенников. На самом деле аристократов возмущало стремление общавшегося с ними Горация добиться лучшего положения, а также то, что сын не стыдился отца, а уважал его за то, что он, бывший раб, сделал для него, воспитав его в строгих нравственных правилах и оказав ему помощь в становлении. Даже если бы Гораций стал всего лишь купцом, глашатаем или сборщиком налогов, его отец все равно был бы доволен. В его лице мы видим человека, который гордился своим положением в обществе и мечтал о лучшем будущем для своего сына.