Синтар. Остров-убийца - Сора Наумова

– Ты не можешь быть моим сыном.

– Ты предал нас.

– Трус.

– Проклинаем.

– Мы проклинаем тебя.

Голоса слились в один, слова – в не различимую массу, в белый шум, давящий на нервы. Генри сильнее сжал голову, но это не помогало, и яростные крики мертвых душ вонзались в нее раскаленными иглами. Он не заметил, как под тяжестью этого жуткого давления опустился на колени, перед глазами все плыло – то это призрачное пепелище, то мрачный подвал, то светлая кухонка его родного дома, то низкие своды шахты, в которой погиб отец. Все, перед кем Генри виноват и кого не сумел спасти, пришли, чтобы мучить его. Чтобы его добить, оставить здесь навсегда.

– Ты никому не нужен, – шепнула на ухо Сакураи, обольстительно и сладко до зубной боли. – Так и сгинешь тут один. Никчемный верный пес. Как я не смогла стать счастливой, пока была жива, так и ты не сможешь. Никогда. Никогда. Никогда…

Это короткое слово, рубленое как удар с плеча, било Генри по больному. И нельзя было от этой боли спрятаться. На этот раз теневая сторона своего не упустит.

– Генри.

Макалистер ниже наклонил голову, боясь смотреть в глаза новому призраку, но тот был настойчив.

– Генри, взгляни на меня. Это я. Генри. Генри!

Нет, это невозможно.

Макалистер медленно поднял голову и открыл глаза.

– Нет, – прошептал он неверяще. – Нет. Ты… Ты же еще жив. Ты не мог умереть.

Сората сидел на коленях перед ним и с беспокойством заглядывал в глаза.

– Но я мертв, Генри. Ты дал мне умереть. Мой жестокий добрый Генри. Твоя доброта убила меня.

Генри опустил взгляд в пол и увидел, как из-под Сораты расползалась отвратительно красная лужа, густая и вязкая. Она блестела как масло, но это была кровь.

– Я мертв, – с мягкой улыбкой повторил Сората. – И теперь мы всегда будем вместе, ты и я. Разве ты не этого хотел? Я буду твоим лучшим мертвым другом, мой Генри.

– Это неправда! – закричал Макалистер. Кровавая лужа коснулась его, но он ничего не чувствовал, кроме отупляющего ужаса. Он сковывал его ледяным панцирем, не давал пошевелиться. Быть может, так и наступает смерть. Тихо, как сон, под убаюкивающий напев колыбельной.

Сората хорошо пел. Генри хотелось положить голову ему на колени и, наконец, расслабиться.

И вот уже все голоса, кроме одного, стихли, и колыбельная на чужом языке уносила Генри прочь отсюда, в продуваемую всеми ветрами долину Глен-Мор. А еще он бы показал Сорате, как поднимается солнце из-за горной гряды. Ему бы понравилось. Точно понравилось. Розовое и голубое, и четкие контуры острых пиков, из-за которых пробиваются первые солнечные лучи. Генри протянул руку, чтобы почувствовать их ласковое тепло, но никак не получалось дотянуться, и холод продолжал обволакивать его.

А потом все резко закончилось.

Тело подбросило вверх и обрушило вниз, на ледяные каменные плиты. Щека чувствовала каждую неровность пола. Генри резко вскочил, боясь испачкаться в крови, но лужи не было, как и пепелища и скелета его матери. Старый подвал освещался слабым электрическим светом, и на фоне открытой двери стоял Сората. Генри потер глаза, картинка потемнела, показывая теневую сторону, еще дымящуюся отгоревшим пожаром. И в ней Сората тоже был, такой же настоящий, как и в реальности. Если это не очередная шутка озлобленных духов, то Генри просто не понимал, что это.

– Если ты немедленно не придешь в себя, я тебя побью, – дрожащим от нервов голосом сказал Сората и добавил увереннее, справившись с собой. – И все расскажу Кейт.

Генри, наконец, сообразил, что вернулся обратно в мир живых. Здесь не пахло умирающими лилиями и трупы не разговаривали чужими голосами. И вообще труп лежал на своем месте, где его и положили.

– Генри? Ты в порядке?

Макалистер бездумно глядел на него какое-то время, а потом спросил:

– Ты жив?

– Конечно да. Что за странный вопрос, – Сората протянул руку. – Ты меня пугаешь. Давай уйдем отсюда?

Его ладонь была чуть теплой, но совершенно точно принадлежащей живому человеку, не подделке с теневой стороны. Генри взялся за нее и поднялся на ноги, к слову, довольно плохо его державшие.

– Что ты здесь делаешь?

– Давай поговорим снаружи? – Сората достал из кармана платок. – И ты тоже расскажешь, как тебя занесло сюда.

Он бережно промокнул платком шею Генри и показал окровавленную ткань.

– И расскажешь, почему у тебя из ушей течет кровь.

Генри бросил последний взгляд на покойника, и ему показалось, что он хочет что-то сказать. Но покойники не разговаривают, иначе все стало бы слишком просто.

Объяснения с Соратой выпили, казалось, из Генри все силы, если они в нем еще оставались. Разговор в беседке за домиком длился всего полчаса, но эти тридцать минут превратились для Генри в настоящую пытку. Он едва высидел, отвечая на вопросы односложно и всячески пытаясь избежать болезненных воспоминаний, и все же, вернувшись в их с Кейт спальню, даже не лег в постель.

– Уже поздно, – Кейт переоделась в ночную рубашку и как раз планировала ложиться. – Ты еще не принял душ? От тебя странно пахнет. Где ты был?

Генри поднес рукав к лицу. Пахло сыростью и плесенью подвала. По спине пробежал холодок, было страшно закрыть глаза и снова оказаться в темноте. А ведь думал, что уже давно ее не боится.

– Я не хочу спать, – сказал он и, сменив свитер на спортивную толстовку, собрался уходить.

– Куда ты?

– Пройдусь немного перед сном, – ответил он первое, что пришло в голову. – Ложись без меня.

Сказал и подумал, что в последние месяцы произносил эту фразу слишком часто, чтобы это было случайностью. И Кейт это тоже понимала, именно поэтому ее глаза всегда такие печальные.

Генри вышел в коридор и направился в комнату Кутанаги Тору. О встрече с ним он Сорате так и не сказал, не хотел волновать, однако чувствовал, что это очень важная деталь, возможно, он пока даже не осознает всю ее важность. За закрытыми дверями слышались уютные звуки – шорох постельного белья, скрип пружин, шелест задергиваемых штор. Генри прошел мимо спальни Руми и ускорил шаг, когда ему показалось, будто дверь вот-вот откроется. А вот в следующую постучал, негромко, чтобы не привлечь лишнего внимания. Замер в ожидании ответа, но из спальни Кутанаги не донеслось ни звука.