Поиски в темноте - Чарлз Тодд

«А я тебе уже давно намекаю…» — сказал Хэмиш.

Ему пришлось проехать через всю деревню. Дорога поднималась по склону пологого холма, потом петляла среди полей. Вскоре он въехал в каменные ворота, стоявшие у начала узкой дороги. На полустертой табличке, прибитой к столбу, он различил резное «У». Саму ферму не было видно — она расположилась за рощей. Ратлидж невольно ругался всякий раз, когда машину подбрасывало на ухабах. Должно быть, раньше здесь ездили только на телегах. От ворот дорога шла прямая, как стрела. По обеим сторонам от нее росли раскидистые деревья. Под ними было тихо, только в густой листве пели черные дрозды. Дорога вывела его на земляной двор. Он увидел небольшой каменный дом, просторный амбар, длинный навес, под которым хранился сельскохозяйственный инвентарь, и несколько полуразвалившихся хозяйственных построек. Как ни странно, ферма оказалась не совсем заброшенной, хотя признаки запустения были налицо: дом крыт полусгнившей соломой, которую следовало поменять лет пять назад; на высокой крыше амбара недоставало дранки, а кое-где в каменной кладке раскрошился раствор. Навес не мешало бы покрасить. Углы двора заросли бурьяном и лопухами. В траве валялись ржавые детали.

Он услышал кудахтанье; в полумраке заржала лошадь. Ее кормили перепревшим сеном; более свежее сушилось на солнце.

Дом казался пустым — иногда, подумал Ратлидж, пустоту можно почувствовать. Он подошел к двери и заглянул в ближнее окошко. Комната показалась ему чистой; в ней явно прибирали, хотя обстановка была старой. На полу лежал вытертый ковер. Он не увидел на окнах занавесок. Из прихожей на второй этаж вела лестница. Ратлидж толкнул дверь. Дом оказался не заперт, но входить он не стал.

Он зашел в амбар — большая дверь была распахнута настежь. В духоте плавали пылинки; пахло конским навозом, сеном и гниющей кожей. На деревянной скамье стояло старое женское седло. Вдали, в полумраке, две лошади повернули головы и с любопытством посмотрели на него. С полки на него уставился сонный кот, щуря желтые глаза. Наверху, под крышей, ворковали голуби.

Где же помощник? В поле или в одной из построек?

Ратлидж вернулся к машине и нажал на клаксон. Раз, потом другой. Вдали замычали коровы. Он снова нажал на клаксон. Через какое-то время из сарайчика выглянул человек в рваном комбинезоне. Высокий, жилистый, с короткими седыми волосами и дубленым морщинистым лицом. Трудно было определить, сколько ему лет. Пятьдесят? Ратлидж решил, что больше.

Когда старик осторожно засеменил к Ратлиджу, тот решил, что ему ближе к семидесяти.

— Заблудились, что ли? Ваши новомодные автомобили — не то что лошади. У лошади есть чутье, какого нет у вас!

От старика разило пивом и смесью конского навоза и сухой земли.

Ратлидж непринужденно ответил:

— Моя фамилия Ратлидж. Я помогаю местным полицейским выяснить судьбу одной молодой женщины, которую нашли убитой в нескольких милях отсюда…

— Вы не местный, — догадался старик, прикрывая глаза козырьком от солнца и глядя Ратлиджу в лицо. Под ногтями у него была земля, подбородок зарос щетиной. Наверное, он вообще не понимал, зачем человеку бритва.

— Да. Я из Скотленд-Ярда.

— Ха! Из Лондона, значит? — Фермер сплюнул себе под ноги. — Нашему Труту помощь не помешает. Только и знает, что блудить, не умеет руки держать при себе. Да и спиртное не держит! — Старик говорил громко и презрительно. — Тоже мне констебль! — Он смерил Ратлиджа оценивающим взглядом. — А говорили, что убийцу уже поймали.

— Мы не знаем, того ли поймали, мистер… — Ратлидж многозначительно замолчал.

— Джимсон. Тед Джимсон, — не сразу ответил старик. Он по-прежнему пытливо смотрел на Ратлиджа.

— Давно вы здесь работаете?

— Здесь-то? Да почитай всю жизнь! А при чем тут убийство?

Ратлидж рассеянно, как будто интересовался этим исключительно из любопытства, сказал:

— Насколько я понимаю, миссис Уайет была здесь пятнадцатого августа около одиннадцати часов и почти до вечера? Она ухаживала за больной телочкой…

Джимсон задумался:

— Пятнадцатого, говорите? Да, помню, правда, была. Телочку пришлось выпаивать из бутылки и согревать. Мы не могли себе позволить потерять ее — ведь столько пришлось выложить за быка! Она почти до четырех часов здесь пробыла, все обхаживала телочку… Вот что я вам скажу: хоть она и француженка, а за скотиной ходить умеет! — Судя по всему, он сам не знал, что думать о своей хозяйке.

— А где в это время были вы?

— Валялся в постели да ждал, пока слуги подадут мне завтрак! А вы что думаете? Работал, где же еще! Тут ведь не только доить да прибирать надо. На сеновале половицы сгнили — надо было заменить. Потом я копал картошку и чинил загородку в курятнике, чтобы куры не разбежались…

А Аврора сказала, что старик простудился…

— Вы видели миссис Уайет с того места, где работали?

— Телочку-то держат не на сеновале и не в курятнике!

— А она могла вас видеть?

— Вряд ли, но она наверняка слышала, как я стучал молотком на сеновале. А вам зачем? Думаете, я помогал убийце?

Старик держался напряженно. Он вроде и не обманывал, но и всей правды не говорил… Интересно, до чего он готов дойти, защищая Аврору… или Саймона Уайета?

— Я должен выяснить, кто где был в тот день. Люди часто сами не понимают, что они — свидетели. В тот день миссис Уайет приехала сюда на машине или пришла пешком?

— Приехала. Я видел ее, когда она ехала по дорожке. Она помахала мне, когда вышла. Но мне показалось, будто ей не хочется говорить.

— Она долго здесь пробыла? И была все время или куда-то уезжала?

— Чего не знаю, того не знаю. И на часы я не смотрел.

— Значит, миссис Уайет ухаживала за больной телочкой и пропустила обед?

— Мне-то откуда знать? Сам-то я проголодался, когда починил загородку в курятнике, но разрешения отлучиться на обед я у нее не спрашивал!

— А ей вы не предложили пообедать?

— Да что вы, нет! То, что я стряпаю, вряд ли пришлось бы хозяйке по вкусу! — Старик пришел в ужас. — Бекон, сыр, да еще с луком!

Настоящий крестьянский обед. Но французы берут те же простые ингредиенты, добавляют яйца и пряные травы и готовят омлет. Ратлидж подумал: все дело в привычке.

— Вы уверены, что ни миссис Уайет, ни машина не уезжали начиная с того времени, когда она приехала, и до того времени, когда она уехала? С одиннадцати, скажем, и до четырех?

Старик прищурил водянистые глазки:

— Я не видел, как она уезжала… Знаю, что она заходила в дом умыться, потому что ее сапоги стояли у двери кухни.

— Вы хотите сказать, что между одиннадцатью и четырьмя она никуда отсюда не уезжала, иначе вы бы не увидели, как в четыре она заходила в дом? — Ему показалось, что добиться от Джимсона прямого ответа не удастся.