Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма - Игорь Морозов

В этом смысле показательны зафиксированные в сказочном фольклоре куклы-помощницы, передававшиеся девушке-невесте матерью и помогавшие ей преодолеть опасности лиминарного периода. В поздних версиях обряда сохраняется обычай передачи свадебных куколок девочкам-родственницам невесты, что, по-видимому, также должно было магически способствовать успешному замужеству и обеспечить высокую степень фертильности всех женщин «рода» (отсюда азартное соревнование за обладание свадебными куколками между представителями молодоженов). Высокая ценность этого предмета продолжала осознаваться носительницами традиции вплоть до последнего времени, а пародийно-комические его употребления в рамках свадебного ряжения, символизировавшего присутствие на свадьбе «всего рода», в том числе духов-покровителей и «предков», лишь подчеркивали его высокую значимость и важный статус.

Обращают на себя внимание случаи дублирования или взаимозамены антропо– и зооморфных кукол, а также ветвей деревьев и иных фитоморфных символов. Подобный изоморфизм уже отмечался нами в отношении обрядовых символических презентаций различных божеств и героев (см. глава «Герой и бог»). В стадиально поздних версиях свадьбы антропоморфный код не только символически отражает взаимоотношения между участниками обряда, но и вбирает в себя более древние значения плодородия и жизненной силы, ранее передававшиеся при помощи фито– и зооморфной символики.

Ритуалы прощания с мертвецом по форме часто аналогичны календарным обрядам выпроваживания. Поэтому типы кукол (чучел), замещающих мертвеца в этих группах обрядов, очень близки, при том что поминальные обряды часто имеют календарную приуроченность. Видимо, этим объясняется слабая представленность кукол в традиционной похоронно-поминальной обрядности у русских: основные презентации «кукольных похорон» характерны для календарных обрядов, приуроченных к святкам, масленице и праздникам весенне-летнего цикла (см. ниже), а также для детских развлечений и игр (см. «Кукольные игры в свадьбу и похороны»). На похоронах представлены иные «знаки мертвеца», обычно не антропоморфные – например, полотенце в «святом углу» или на доме покойного [cм.: Морозов 2001б, с. 20–45], хотя аналогом куклы в современной похоронно-поминальной обрядности можно считать фотографии усопшего (см. также «Проводы в дальний путь»). Нередко куклу кладут в гроб умершему ребенку в числе прочих любимых игрушек [Соколова 2009, с. 452, манси].

Подобная закономерность характерна для большинства европейских народов. Хотя существовавшая некогда у многих народов, в том числе у славян, традиция «игр при покойнике» [Богатырев 1996, с. 484–508; Гусев 1974, с. 49–59; Морозов, Слепцова 1996, с. 248–304] предполагает существование кукол-заместителей мертвеца в посвященных ему обрядах семейного цикла. Гораздо чаще традиция изготовления кукол в рамках похоронно-поминальной обрядности встречается у народов Крайнего Севера и Сибири, для которых характерны развитые представления о посмертных инкарнациях человеческой души и ее земном и потустороннем существовании [см., например: Анохин 1929, с. 261–267; Чернецов 1959, с. 117–152; Смоляк 1991, с. 101–131; Функ 2005, с. 25–42; и др.]. Например, у хантов вплоть до последнего времени существовала традиция изготовления так называемых «кукол покойника», «вместилищ души покойного» – иттарма, сонгет, акань, мохар. Это небольшая по размерам кукла (до 25 см), хотя в прошлом изготавливались и большие, ростовые куклы, на которые надевали одежду умершего. Она изготавливалась женщинами, в течение 2–2,5 лет хранилась «на любимом месте покойного» и участвовала во всех домашних трапезах (перед ней каждый раз ставили пищу и напитки). Считалось, что в ней обитает душа мертвеца. По истечении установленного традицией срока куклу уносили в лес или на могилу усопшего, где и оставляли. В некоторых случаях ее хранили на чердаке дома или на полочке в передней части дома в специальном ящичке или сундучке вместе с остальными домашними святынями. Для душ людей, умерших неестественной смертью, сооружали специальные дощатые домики ура-хот, аналогичные намогильным, устанавливали их на спиленном дереве и помещали в них изображающую покойника куколку ура, которая отличалась от кукол иттарма лишь бóльшими размерами (до 30–40 см) и бóльшей тщательностью отделки [Соколова 2005, с. 293–308; Соколова 2009, с. 476–485].

По свидетельству Н. Л. Гондатти, у низовых остяков (хантов) «жены после смерти мужей делают из бересты дерев и шкурок куклы, долженствующие олицетворять покойника, кладут их с собою спать, угощают едой и т. д. Кукла эта помещается на почетном месте, которое при жизни составляло собственность хозяина. Если этого не делать, то тень умершего будет мстить» [Гондатти 1888, с. 7–11]. Финский исследователь К. Ф. Карьялайнен также описал обычай изготовления куклы иттарма (иттерма) для поминовения усопшего у хантов и манси. Куклу, одетую в одежды мертвеца, «сажают на любимое место умершего, готовят для него пищу, женщина кладет его спать, обнимает и целует его. Она верит, что умерший все это видит и что душа его переходит в это изображение» [Karjalajnen 1921, с. 137]. По другим свидетельствам, этот обычай относился только к случаям смерти особо уважаемых в общине людей. «Если в семье у остяков [=хантов] умрет старик, пользовавшийся общим уважением, то близкие родственники делают его изображение, которому оказывают такое же уважение, каким пользовался покойник. Во время еды куклу сажают за стол, вечером раздевают и укладывают спать, утром опять одевают… Это продолжается три года, затем загробная жизнь покойника прекращается…» [Лядов 1860, с. 376; обзор лит-ры см.: Соколова 1990, с. 58–72].

У нанайцев существует традиция изготовления посмертного изображения умершего в виде обрядовой куклы мугдэ. Сразу после смерти на ложе покойника устанавливается его фотография, в которой, по поверьям, в этот момент находится его душа, и блюда с различными угощениями. Затем женщины изготавливают мугдэ и шаман совершает обряд переселения души усопшего из фотографии в куклу – см. илл. 73 [Смоляк 1991, с. 163, рис. 17 г].

У осетин годовые поминки были приурочены к зимнему периоду календаря. По свидетельству В. Ф. Миллера, спустя неделю после Нового года и в день Богоявления осетины отмечают так называемое «сидение мертвых» (mcerdty badcen). «Этот обряд справляют в тех семьях, которые в течение предшествующего года потеряли кого-нибудь из близких. В честь умершего пекут хлеб огромной величины, такой, что одному человеку достаточно было бы на месяц. Затем делают чучело, изображающее покойника, распялив на палках его одежду. Чучело ставят на скамейку, вокруг которой раскладывают все любимые вещи покойного – винтовку, шашку, кинжал, трубку с табаком, балалайку и т. п. Перед чучелом ставятся чашка и бутылка арака, предназначаемые покойнику, так как существует верование, что душа его на это время отпрашивается у Барастыра на побывку домой и вселяется в чучело. В течение дня происходит оплакивание, а затем угощение» [Миллер 1882, с. 203–204].

В. Ф. Миллер указывает на возможные параллели этого обычая с царским погребальным обрядом скифов, описанным Геродотом, согласно которому через год после погребения вокруг царской могилы устанавливали 50 чучел убитых в честь владыки юношей и коней.