Думать не будем пока ни о чем - Айя Субботина

Она молчит.

— Нам с Лешей нужно где-то жить. Пожалуйста, Антон… Хотя бы какое-то время. Его только-что привезли, он снова с заложенным носом и температурой! Больше никогда не отдам его отцу — они калечат мне сына!

Я знаю, на что она намекает.

Сын болеет, значит, в гостиницу с ним нельзя. Снять квартиру прямо сейчас, как всегда, не вариант: снова ничего не отложила на черный день. Ничего нового в общем.

— Ты же все равно сейчас в доме живешь …

Молчу.

«Зачем эти паузы, Наташ? Мы же не первый год замужем, я тебя знаю, как свои пять пальцев».

— Мы поживем в квартире пару дней, пока не найду постоянное жилье. Пожалуйста! Мне не к кому пойти! Юля уехала на курорт, вернется только в понедельник, у Оксаны карантин, сама гриппует со всей семьей, куда мне туда с больным ребенком? А больше… нет никого, кроме тебя.

Вот же блядство.

Ну и что с ней делать?

Поступить так как заслуживает — послать прямо сейчас, выключить телефон и сделать так, чтобы ее голос и сообщения больше никогда не фонировали в моей вселенной? Мне в общем по фигу, что там с ней, но как-то… да ну хрен его знает. Это не жалость и точно не привязанность. Я тупо не могу просто так отпинать женщину, с которой, как бы там ни было, пытался строить отношения целых три года. А сын у нее действительно сильно болеет, и если бы Наташка хоть раз прислушивалась к советам моей матери, возможно, ребенок бы давно забыл, что такое сопли после каждого сквозняка.

— Антон, пожалуйста… — Моя бывшая продолжает хлюпать в трубку. Так натурально жалобно, что даже хочется верить в искренность.

С другой стороны, однажды она уже проворачивала такой фокус. После очередного расставания и очередной попытки наладить отношения с учетом полученного опыта. В обе стороны, потому что иногда и я был тем еще поганым хером. Но суть в другом: она очень быстро перепрыгивала через порог внутрь моей жизни, но потом очень крепко цеплялась за каждую мелочь, лишь бы остаться в ней, даже когда я в открытую посылал ее на хуй. И если бы в наш окончательный разрыв я не вывез все ее вещи, она бы возвращалась снова и снова, делая вид, что приехала забрать серьги или свитер, а на самом деле «случайно забывая» еще один мешок своих тряпок.

Если я пущу ее к себе, ситуация повторится один в один. Не верю, что взрослая упрямая — упертая! — женщина могла кардинально измениться за каких-нибудь несколько месяцев.

— Ты тоже меня предашь? — не успокаивается она.

Если помолчу еще секунд тридцать, снова начнет орать. Не сдержится. В этом вся проблема: она не способна делать выводы, не понимала, как нужно, даже когда говорил об этом четко и ясно.

Ну и я все же никогда ее не любил. Если бы были чувства, наверное, прощал бы и, хрен с ним, шел на уступки и был терпеливее. В теории.

— Ко мне ты не поедешь, Наташ, — говорю спокойно и четко. Вдруг, в этот раз она, наконец, меня услышит и сделает правильные выводы. — Ты в курсе, с кем я, а я знаю, кто ты и как ты любишь создавать видимость отношений, когда их нет и в помине.

— Снова будешь вспоминать старое? Ты совсем не способен прощать?

Все-таки зря надеялся, но попытка не пытка.

Она больше не выводит меня на эмоции, поэтому говорить с ней легко, почти как с посторонним человеком. И если бы прямо сейчас на заднем фоне не заливался кашлем больной пацан, я бы просто закончил разговор, потому что все это уже совсем не интересно даже как эксперимент «Можно ли остаться друзьями с бывшей». Нет, нельзя. Не с Наташкой так точно.

— Я сниму тебе квартиру на неделю.

— Антон, я просто…

— Либо пошла на хуй.

Что она там просто — мне уже все равно.

— Спасибо, — после длинной паузы соглашается бывшая.

— Будь на связи.

Найти жилье — не проблема. Пара звонков, заехать за риелтором, поехать по нужному адресу, заплатить и получить ключи. На все уходит около часа. После моего сообщения с Адресом, Наташка приезжает через тридцать минут. С одной большой сумкой и Лешкой, у которого красные температурные щеки. Я снял однушку с большой двуспальной кроватью, так что спать им будет где. Все необходимое для жизни тоже есть, даже набор хорошей посуды.

— Лекарства есть? — спрашиваю я, когда она быстро снимает обувь, раздевает сына и укладывает в постель.

Наташка мотает головой.

Аптека тут рядом, и у меня эффект дежавю: снова я спасаю принцессу из беды, как будто в огромной Северной столице перевелись принцы. А ведь у меня даже не белый «мерин», а старое американское «ведро», которое нуждается в хорошем ремонте.

Когда возвращаюсь, малой уже спит, а Наташка топчется в коридоре и теребит волосы.

Сразу бросается мне на шею, совсем как на даче у родителей Очкарика, только на этот раз от нее не разит алкоголем, и гигантский брюлик больше не царапает мне шею. Чтобы подтвердить догадку, разжимаю ее руки и бросаю взгляд на безымянный палец.

— Что? — Она нервно одергивает руку.

— Я же говорил, чтобы была осторожнее с булыжником — такие на раз теряются.

— Останься с нами сегодня. Ты знаешь, что когда Леша болеет, я…

— Нет. Дальше сама, Наташ. Неделя — нормальный срок, чтобы устроиться. В крайнем случае, отожми что-то у мужа, по закону или по взаимному, уж как там решите.

— Боишься, что не сдержишься? — подначивает Наташа.

— Ага, очень боюсь, что не сдержусь и устрою тебе акт домашнего насилия.

— Ну, конечно, это же ты только со мной такой сильный и брутальный, весь из себя мужичище! — Кажется, ей уже по фигу, что ор может разбудить бедного мальчишку. — А стоило на горизонте появится золотой девочке — Антон сразу стал послушным и пушистым. Конечно, она же вся такая индивидуальная, уникальная и богатая, не то что я, которая от тебя только и видела, что унижения и постоянные упреки.

Я бы на хрен свалил из этого цирка, но раз уж второй человек упрекает меня какими-то корыстными мотивами, нужно понять, что к чему. С Пьеро разговора все равно бы не получилось, а вот Наташка сама язык развяжет, даже стараться не нужно.

— О какой золотой девочке речь?

Бывшая удивленно вскидывает брови, ждет, как будто я должен признаться, что пошутил. А потом начинает смеяться тем самым противным смехом, от которого у меня чуть не натурально идет кровь из ушей.

— Ты серьезно не в курсе? — Злорадство написано у нее поперек лица, как предупреждающая кислотно-желтая лента вокруг места происшествия. — Твоя расчудесная психичка ничего не рассказала?

Да ну на хер все!

Я выхожу на площадку, поправляю воротник пальто и тянусь за телефоном, чтобы написать, что буду дома через час. Но все-таки Наташку «рвет»: громко, на грани истерики, как будто она собирается нокаутировать меня подлыми ударами в спину.