Улыбка Пол Пота. Путешествие по Камбодже красных кхмеров - Петер Фреберг Идлинг

Пауза.

— На обратном пути, на трассе 6, одна машина сломалась. К нам подошла девочка лет двенадцати и спросила, нельзя ли ей поехать с нами в Пномпень. Она обращалась к Никану. Он спросил зачем. Она ответила: «У нас здесь так мало еды. Половник бобо, рисовой похлебки, два раза в день». Она заплакала — по ней было видно, что она недоедает. А мы были в провинции Баттамбанг, самой плодородной провинции Камбоджи.

Он тянется за кофе и пьет, задумчиво поднося чашку ко рту.

— Это вызвало мои первые подозрения. А потом — люди продолжали исчезать. Не только интеллектуалы, большей частью обычные функционеры, отвечавшие за работу министерства. Но, — добавляет он, — я всегда думал, что народ поддерживает режим.

204.

В апреле 2005 года, за неделю до тридцатилетия со дня падения Пномпеня, историк Херман Линдквист публикует статью в газете «Aftonbladet». Тогда, 17 апреля 1975-го, он был там, среди иностранных журналистов, искавших укрытия во французском посольстве. В его словах звучит уверенность свидетеля, шведского свидетеля.

Он пишет: «Все образованные люди были уничтожены, все люди в очках забиты насмерть».

Это неожиданное утверждение, потому что это неправда, и Херман Линдквист отлично это знает.

Но таков рассказ о красных кхмерах. Охотники за очковыми кобрами, вышедшие прямиком из джунглей. Непостижимые в своей иррациональности и жестокости.

Несмотря на французское образование своих лидеров, красные кхмеры были антиинтеллектуальным движением. Щеголять грамотностью скорее не стоило. Очки означали, что ты запятнан империалистическим знанием. Но это не было общим смертным приговором. Например, министр обороны Сон Сен носил очки в темной оправе.

Похожие слухи ходили в 1950-е во время освободительной войны против французских колонистов. Говорили, что Кхмер Иссарак, камбоджийские партизаны, убивают всех, кто носит очки и у кого на руках нет мозолей от физической работы. Нежная кожа на ладонях и очки ассоциировались с городскими аристократами, то есть теми, кто сотрудничал с французами.

Но и это не было правилом. Это могло случиться. Могло и не случиться.

Заявления о том, что красные кхмеры казнили всех стариков, что музыку запретили, а у камбоджийских женщин прекратились менструации — неправда. Однако наряду с ними звучали с виду такие же неправдоподобные утверждения вроде того, что пятая часть населения Камбоджи вымерла.

Это позволило сторонникам красных кхмеров на Западе подвергнуть сомнению массовые убийства. Если три из четырех утверждений недостоверны и это доказано, то и четвертое вряд ли может считаться истинным.

Теперь же происходит обратное: когда геноцид во всей своей жестокости стал доказанным фактом, остальные утверждения также признаются истинными.

Черно-белая картинка в конце концов затмевает все.

Как тогда можно чему-то научиться у истории?

205.

Мы никогда не узнаем, сколько людей погибло за те три с половиной года, что Пол Пот был у власти. Массовых захоронений — огромное, несчетное множество. Сейчас их поглощают джунгли. Сколько там погребено людей — навсегда останется неизвестным.

По разным оценкам, число жертв колеблется от 750 тысяч до 3 миллионов человек.

Число казненных — от нескольких сот тысяч до миллиона.

Причина такого разброса — в отсутствии надежной статистики. Оценки основаны на догадках, основанных на предположениях.

Последняя более или менее точная перепись населения была в 1962 году. Тогда в стране насчитывалось 5,7 миллиона жителей. Далее о приросте населения можно рассуждать только умозрительно. 2,2 процента в год?

В 1969-м США начали бомбить Камбоджу. Сколько камбоджийцев было тогда? Сколько погибло во время налетов в последующие годы? Кто-то говорит — 50 тысяч, кто-то — 500.

Гражданская война.

Сколько людей погибло?

Как вычислить прирост населения во время гражданской войны? Сколько обычно рождается детей? Какова детская смертность?

Приход к власти красных кхмеров. Сколько детей родилось в те годы? Какова была средняя продолжительность жизни? Опять же, детская смертность? А казни на местах, совершавшиеся втайне и, вероятно, без всякого контроля со стороны государства?

Вьетнамское вторжение. Сколько человек погибло тогда? И сколько — во время голодной катастрофы, последовавшей за вторжением?

Сколько человек бежали от этих ужасов и оказались в других странах, не будучи никак не зарегистрированы в Камбодже?

750 тысяч или 3 миллиона погибших? Имеет ли значение, какие подсчеты точнее?

Я не хочу сказать, что разница в 2250 000 человек несущественна. Но можно ли считать преступление менее тяжким, если погибло «всего» 750 тысяч человек?

206.

[ИЗ ГАЗЕТЫ «EXPRESSEN» ОТ 31 ИЮЛЯ 1978 ГОДА — ЗА ДВЕНАДЦАТЬ ДНЕЙ ДО ТОГО,

КАК ШВЕДСКАЯ ДЕЛЕГАЦИЯ ПРИЗЕМЛИЛАСЬ В ПНОМПЕНЕ]

Иенг Сари, министр иностранных дел Демократической Кампучии:

207.

[БЕЛАЯ РЯБЬ]

Перед ним расстилается равнина. Солнце опускается за горизонт, он сидит на террасе, у перил. На ветках деревьев развешаны пустые кокосовые орехи. В них растут белые орхидеи.

Он только что получил кислородную ингаляцию, и дышать стало легче. Он смотрит, как солнце садится над страной, которую он завоевал двадцать лет назад.

Пол Поту почти семьдесят. Волосы побелели. У него рак и слабое сердце. Старческие колени укрыты пледом. За горизонтом, в Пномпене, заседает первое избранное народом правительство.

На столе рядом с ним стоит бокал коньяка, привезенного из Таиланда.

Все больше его партизан дезертирует. От него бежал даже секретарь. Остались только самые верные соратники. Иенг Сари. Кхиеу Самфан. Та Мок. Сон Сен. Они финансируют военное сопротивление, продавая тропический лес и драгоценные камни из труднодоступных районов, которые они все еще контролируют.

Почему он не сдается? Может, думает, что это как в начале 1960-х, когда они были на самом дне, и казалось, что все потеряно? Но чего он хочет добиться на этот раз? У него нет больше идеологии, за которую он мог бы сражаться. Что он будет делать, если, вопреки всему, сможет снова захватить власть? На что она ему? Не продолжает ли он борьбу просто по привычке? Потому, что не знает, как быть иначе?

208.

Я получаю мейл от Хедды Экервальд. Она пишет, что не хочет давать интервью. Тон письма вполне доброжелательный, но она говорит, что у нее был неприятный опыт: иногда собеседник скорее пытался доказать свои тезисы, нежели точно передать ее слова.