Куплю твою жизнь - Елена Рахманина

Я цепляюсь за руку Сабурова, но мои попытки сопротивления бесполезны. Его пальцы накрывают мой лобок, едва прикрытый прозрачной тканью белья. Я вздрагиваю от ощущения жара между ног.

Последнее время особенно сильно хотелось секса. По-животному дико. До умопомрачения. Но оргазм, добытый усилиями эротических игрушек, приносил лишь мимолётное и какое-то фальшивое удовлетворение, не избавляющее от желания.

От его прикосновений внизу живота вихрем закручивается желание. Такое сильное и мощное, что едва обращаю внимание на происходящее вокруг нас.

Сколько пар глаз сейчас смотрит? Оборачиваюсь и вижу Андрея — моего личного телохранителя. Вышел из машины с оружием в руках и направился к тому самому спутнику Ратмира, что ехал с ним в одной машине. Я знала, что в автомобилях мужа и другие бодигарды. Но они не высовываются. Ожидают приказов.

Сабуров не дал мне увидеть дальнейшее, запустив руку под трусики. Уверена, что они были мокрые насквозь.

— Ты с ума сошёл? — едва соображая от неутолимого голода по нему, задаю резкий, злой вопрос. — Что ты делаешь?

Ответом мне был звук рвущейся ткани. Моего нижнего белья. Бежевая тряпочка полетела на землю вслед за шортами. Лишь прикосновение голых ягодиц к металлу автомобиля возвращало в реальность. Немного, совсем чуть-чуть отрезвляя.

Но он накрыл мою попу ладонью, прижимая к своему паху, давая ощутить голой кожей не только грубую ткань его одежды, но и внушительный бугор.

— Передаю привет твоему мужу.

Смысл сказанных слов не сразу доходит до сознания. Какой-то нелепый набор букв и звуков.

Сабуров разворачивает меня спиной к себе. Ладонь скользит по соскам, едва прикрытым под кружевом бюстгальтера. Жаждущим прикосновений. Он знает, как доставить мне удовольствие. Опускает ткань вниз и оттягивает острую горошинку, перекатывает между пальцами, срывая с моих губ стон удовольствия.

Хочется остаться в этой неге. Забыться в ней. Забыть, что он делает это со мной на глазах у зрителей.

Голым задом я неосознанно трусь об его пах. Выгибаюсь ему навстречу. Сама прошу взять себя. Грубо, как он умеет.

Слышу звук расстёгивающейся молнии, а затем шуршание упаковки от презерватива. Брезгует трахать меня без защиты?

Через секунду вбивается в моё тело. Резко. Глубоко. Останавливается там, на этой вершине, и я, оказавшись нанизанной на его член, трепещу от удовольствия ощущать его в себе. Прикрыв глаза, тихонечко скулю. Ратмир трётся небритой щекой о мою щёку. Царапает нежную кожу.

— Ну что, сучка, так тебя ебёт твой муж? — раздаётся грубый шепот над самым ухом.

Кусает мочку, срывая ещё один стон с губ, когда, качнувшись, выходит из меня почти полностью и заходит вновь.

От ощущения его пылающей плоти, распирающей стенки влагалища, моё сознание становится совсем мутным. Мысли плывут, растворившись в горячем желании, как в кислоте. Тягучем, вязком, как мёд. Доказательство моей слабости перед Сабуровым стекает по внутренней поверхности бедра.

Все едкие, колкие фразы, которые всегда наготове на моём языке, куда-то пропали. Остались только нечленораздельные звуки. Стоны. Жалобные всхлипы.

Он натягивает меня на свой член, словно я станок для секса. Для грубого, лишённого моральных ограничений использования. Со мной так можно. С женой — наверное, нет.

С каждой фрикцией становится всё сложнее стоять на ногах, но я скорее вишу на его члене, а он управляет моими движениями руками. Как безмолвной куклой. Нанизывает раз за разом.

И где бы он меня ни коснулся, возникает покалывание.

Электрическое напряжение, разрядами пронзающее тело, набрав обороты, взрывается. Перед глазами распыляются искорки. Я смотрю перед собой, но вижу только их. Белые звёздочки.

Ни машин вокруг, ни людей, ни дороги. Тяжело дышу. Оргазм продолжает сотрясать всё моё естество. Дрожу под пальцами Сабурова, ощущая, как приятный ветерок касается моей влажной кожи.

Выходит из меня. Стягивает презерватив и выбрасывает.

Шлёпает по заднице, будто поощряя дешёвую шлюху за отработанный час. И только в это мгновение до меня доходит смысл последней сказанной им фразы.

Реальность кажется настолько суровой, жестокой, а мир — страшным и враждебным, что я даже не замечаю, как щёки становятся влажными. Слёзы текут без моего ведома, но я не плачу. Не реву, просто глотаю эту солоноватую влагу, задыхаясь от горечи нанесённой обиды и унижения.

Ему так хотелось продемонстрировать всем и вся, что я дешёвая шлюха, в любой момент готовая ради него раздвинуть ноги?

Но хуже всего, что он оказался прав. Куда пропала моя воля, моя гордость, моё желание щёлкнуть его по носу? Он дотронулся до меня, и они испарились.

Очередная догадка взрывается в мозгу. Как я теперь покажусь на глаза Юрасову? Все надежды когда-нибудь получить защиту и свободу исчезли вслед за этим совокуплением. Словно животные, которым плевать, что неподалёку стоят зрители и отлично понимают, что творится за машиной. Животные, подчиняющиеся инстинктам. А не люди, способные контролировать свои порывы.

Фантазия сразу нарисовала неприятную картинку моего будущего. Бедного и несчастного. Я столько боролась за то, чтобы никогда не оказаться в том же положении, как в восемнадцать лет. Так страшилась нищеты, и сама себя на неё обрекла нелепой ошибкой.

Сабурову я не нужна. Он с лихвой мне отомстил.

И Юрасову я теперь, очевидно, не помощница.

Коленки подгибаются, я медленно сползаю по машине вниз. И плюхнулась бы голой задницей в пыль обочины, если бы Сабуров не был таким «джентльменом» и не подхватил меня в последний момент.

Развернул к себе, взирая с таким лицом, будто не секс сейчас между нами случился, а акт кровавой мести. Привычная маска равнодушия и отрешённости.

Дрожащими пальцами я пытаюсь убрать его руки от себя. Но он не позволяет. Опускаю глаза на землю. Шорты и бельё испорчены. А из одежды у меня только футболка, едва закрывающая тело. Но, конечно, недостаточно, чтобы показаться на люди.

— Отпусти меня, — не могу на него смотреть. Слёзы всё текут и текут.

Он произносит что-то не на русском. Я хмурюсь, поднимаю взгляд и соображаю, что обращается он не ко мне, а к кому-то из своих людей.

Оставляя меня стоять у машины, отходит и возвращается спустя мгновение.

— Надевай, — бросает мне в руки мужскую толстовку и неотрывно наблюдает за тем, как я облачаюсь в неё. Она пахнет им и закрывает ноги почти до самых колен.

Немного перестало знобить, но всё равно трясло. С наступлением вечера становилось прохладнее.

Поднимает мой подбородок, сжимая его пальцами, заставляет смотреть сквозь слипшиеся ресницы.