Красивая, богатая, мертвая... - Анна Данилова

– И для кого же вы это, интересно, готовите?

– Как для кого? Для Дмитрия Сергеевича, конечно! Вот вернется он, откроет холодильник, а там пусто… Как вы думаете, ему это понравится?

– Хочешь сказать, что ждешь его в любую минуту?

– Ну… да.

– Думаешь, я не понимаю, что ты готовишь не столько для него, сколько для себя?

– В смысле?

– Выслуживаешься ты перед ним, вот для чего готовишь! Боишься место потерять.

– И это тоже, – совсем уж тихо произнесла Людмила.

– Ладно, я скажу тебе, зачем я приехала. Дела у твоего хозяина плохи. Все улики против него. Скоро будет суд, и его наверняка посадят… Ну, чего плачешь-то? Вытри слезы!

– Он не виноват, – ревела уже в голос преданная своему хозяину Людмила. – Не виноват! Вот увидите!

– Это суд решит. А ты покамест подумай о себе, дорогуша. Я приехала сюда исключительно из гуманных целей. Хочу вот тебя к себе пригласить. Платить буду на пятьсот евро больше, чем тебе платил твой Дмитрий Сергеевич. Ну, как, по рукам? Вот прямо сейчас сворачивай свои борщи-отбивные, собирайся, и поедем ко мне. Я покажу тебе, где ты будешь теперь работать. Конечно, жить ты у нас не будешь, у нас все-таки не дом, а квартира. Хотя и большая… Вот дом закончим строить, тогда переберемся, а пока…

– Вы так уверенно об этом говорите, словно я уже согласилась с вами поехать. А я не поеду. Вот когда Дмитрий Сергеевич меня отпустит, когда скажет, что я ему больше не нужна, что дом, к примеру, продается или что-нибудь в этом духе, вот тогда…

– Ты дура, что ли?

Глафира слушала, как Мусинец разговаривает с домработницей, и у нее руки чесались, так хотелось ворваться в кухню и взашей выгнать нахалку. Но что-то сдерживало ее, словно то главное, ради чего она приехала, еще не прозвучало.

– Вы еще не наняли меня, а уже так грубо разговариваете. Говорю же, вы совсем не знаете Дмитрия Сергеевича. Вот он ни разу на меня голоса не повысил, ни разу не отругал так, чтобы меня унизить.

– А Ирина?

Возникла пауза, Глафира выглянула, чтобы посмотреть на женщин, и первое, что увидела, это лицо Маргариты. Она вперила в Людмилу такой взгляд, что удивительно, как несчастная, убитая новостями женщина устояла на ногах.

– Что – Ирина?

– А Ирина на тебя кричала?

– Не сказать чтобы кричала, но часто бывала раздраженной.

– А может, это ты ее… того?

– Вы что такое говорите? Послушайте, вам лучше уйти. Я ведь молчать не стану, и когда Дмитрий Сергеевич вернется… – Людмила, подстегиваемая обидой, теперь говорила сильным и громким голосом, – расскажу, как вы тут врали мне, что его посадят! И как меня обвиняли! Уходите! Идите-идите! Странно, что вы вообще приехали сюда, зная, что хозяина нет. И как только у людей совести хватает! Если не уйдете, я вызову полицию! Меня в деревне хорошо знают и поверят больше, чем вам.

– Ну, полная дура! Я ей работу предложила, а она еще выгоняет меня…

Последнюю фразу она произнесла как-то совсем не зло, а театрально, похохатывая, как человек, в сущности, не обидевшийся, но достигший своей цели. Знать бы только, подумала Глафира, эту цель, зачем она приходила.

Маргарита Мусинец, в белоснежном элегантном костюме, буквально выпорхнула из кухни, пролетела мимо спрятавшейся за колонной Глафиры, затем хлопнула входная дверь, и все стихло.

Глаша вернулась во двор, убедилась в том, что Мусинец вышла из калитки, и только после этого позвонила.

– А… это вы… – разочарованно протянула Людмила, увидев ее в окно кухни. – Проходите. Я Дмитрия Сергеевича жду. Думала, может, это он вернулся… Вы видели… эту? Ее фамилия Мусинец. Подруга Ирины.

– Да, промчалась мимо меня, чуть с ног не сбила. – Глафира быстро прошла в кухню, поздоровалась с Людмилой. – Подруга, говорите? И что ей здесь надо было?

– В том-то и дело, что ничего. Знаете, она так неожиданно вошла на кухню, у меня от страха колени подкосились. Салат режу, спокойно так в доме, тихо, и вдруг прямо передо мной возникает эта Мусинец! Вы извините меня, конечно, – она поправила рукой растрепавшиеся, повлажневшие от жары волосы на лбу, и глаза ее голубые при этом часто заморгали, словно в них что-то попало, – но это такая неприятная особа… Вот никогда не придет просто так, даже Ирина про нее говорила, что она появляется только тогда, когда ей чего-нибудь нужно.

– Думаете, и в этот раз тоже?

– Я уж и не знаю, что думать. Она же прекрасно знает, что Дмитрия Сергеевича здесь нет. Она вообще все знает. Спрашивается, чего пришла? Вроде как переманивать меня к себе в поварихи пришла. Уверена, что Дмитрия Сергеевича мы больше не увидим, что его посадят. Да глупости все это! И как ведь вошла… не позвонила, не постучала… Как вор.

– На самом деле как-то нехорошо. А что это у вас все открыто было?

– Честно говоря, я сама виновата. Сад поливала, акацию перед воротами, вот и забыла запереть, со шлангами возилась… Если раньше работала с удовольствием, не замечала трудностей, то сейчас, когда все так неопределенно, когда Дмитрия Сергеевича нет и неизвестно, когда он вернется, стала уставать быстрее…

– Вы хотите сказать, что эта Мусинец приехала сюда для того, чтобы поговорить с вами о работе? Вы сами-то верите в это, Люда?

– Не знаю… А что ей здесь еще понадобилось?

– Вы такая простая! – воскликнула Глафира. – Смотрите, она появляется в доме незаметно. Возможно, перед тем как войти в кухню, она уже успела осмотреть весь дом! К тому же ее машины перед домом нет!

– Ну не воровка же она. Подруга все-таки Ирины…

– Скажите, в доме есть ценные вещи?

– Да полно! И серебро, и картины… А в спальне, где Ирина спала, на туалетном столике ее золотые украшения.

– Может, проверим?

Говоря это, Глафира и сама не верила в то, что Маргарита Мусинец способна на воровство, однако почему тогда она не поставила машину перед воротами? Чего боялась?

Спустя несколько минут Людмила неожиданно громко, резко заголосила:

– Господи, стыд-то какой!!! Украла! Украла эта стерва! Перстень с брильянтами украла! Старинный, очень красивый, дорогой!

– Точно?

– Да точно вам говорю!

– Может, ее догнать?

– Если можете, догоните! Как я потом в глаза Дмитрию Сергеевичу взгляну…

– Но я не знаю, какая у нее машина!

– Я тоже не знаю, но здесь мало кто ездит. Как увидите дорогую, красивую, значит, ее машина…

Глафира, не совсем уверенная в том, что поступает правильно, выбежала из дома, села в машину, развернулась и помчалась по дороге в сторону города.

Она так сильно волновалась, что вспотела. Пот заливал глаза. Страх, что она сейчас остановит машину с Ритой Мусинец и обвинит ее в том, чего та не совершала, вызывал в ней неприятное чувство, похожее на тошноту. Но, с другой стороны, а что, если это правда, и эта «подружка» Ирины действительно украла перстень? Подружка-мародер!