Человек, которого я убил - Надежда и Николай Зорины

– И потому вы подбросили ключи Максима? Это ведь вы сделали?

– Я. Но почему я их бросил… Не знаю, не могу до конца сказать! Много разных мыслей в тот момент было, но все несвязные, все нелогичные. Я просто бросил ключи и сбежал. И… Не знаю… На меня все это слишком сильно подействовало, наверное, я был немного не в себе.

Как я провел этот день, как прожил следующий? Не помню точно. Кажется, был у себя в конторе, кажется, заключил даже какую-то сделку. А вчера ночью вдруг понял, что нужно делать.

Рано утром пришел к Веронике. Она не ожидала моего появления и страшно растерялась. А когда я наставил на нее пистолет, так испугалась, что сразу – я даже не успел еще ни о чем спросить – рассказала все.

Да, это она убила Катю. Потому что, как она выразилась, у нее не было другого выхода – Катя была очень опасным свидетелем, и, что еще хуже, свидетелем упрямым, несговорчивым. Они возвращались с дачи какого-то Вероникиного знакомого. Опоздали на электричку, следующая была только через час. Но тут как раз подошел пассажирский поезд, и они решили сесть в него. Билетов у них не было, поэтому в вагон не прошли, да и ехать недолго, минут двадцать. В тамбур вышел покурить какой-то парень. Он был довольно сильно пьян и сразу стал приставать к Веронике, открыл дверь, угрожал, что выбросит ее из поезда, если она не согласится на его предложение. Катя пыталась вмешаться, но он оттолкнул ее, она отлетела в другой конец тамбура и так сильно ударилась, что долго не могла подняться. Вероника сопротивлялась изо всех сил, парень был пьян. В общем, получилось так, что она столкнула его вниз.

Катя была в шоке. Вероника уговорила ее никому ничего не рассказывать. Но пока оставалась надежда, что парень не погиб, Катюша как-то еще держалась, а тут по телевизору прошло обращение: кто располагает информацией о месте нахождения Соболева Игоря Васильевича… И фотография этого парня. В общем, стало ясно, что парень пропал без вести, то есть погиб. И тогда Катя не выдержала, решила все рассказать милиции. Вероника пыталась ее убедить не делать этого, объясняла, что никто ни в чем разбираться не станет, просто навесят на нее убийство, но Катя ни за что не соглашалась. И тем самым подписала себе приговор. «У меня не было другого выхода» – так объяснила эта тварь смерть моей Катеньки. Она ее убила, понимаете?

Иван Алексеевич всхлипнул и замолчал, но вдруг заговорил снова, быстро, торопясь, словно боялся, что не успеет договорить:

– Она знала о Катиной влюбленности в Максима и решила это использовать. Убийство обставила как самоубийство из-за несчастной любви. А я и поверил! Дурак! И помешал расследованию… И решил отомстить Максиму, который и виноват-то не был. И… убил его. Потому что довел до самоубийства.

– Максим жив, – сдержанно сказала Полина – почему-то ей не хотелось говорить об этом Семенову, но она понимала, что это нечестно.

– Жив? – не поверил Иван Алексеевич. – Этого не может быть! Вероника сказала… Она ведь заходила после выстрела… вот и записку подменила… – Голос его стал каким-то глухим, речь запинающейся.

Да ведь он совершенно опьянел, догадалась Полина.

– Ну вряд ли Вероника проверяла у него пульс, – с отвращением проговорила она. – Максим был без сознания, вот ей и показалось, что он мертв.

– Значит, он жив, – расслабленно-задумчиво сказал Семенов, – не погиб, а только ранил себя. Потому что ни в чем не был виноват. История повторяется.

– Да, – согласилась Полина, – повторяется, если вы имели в виду Михаила, врача из легенды об этом доме. Думаю, все дело в том, что и Михаила доводила никакая не Вероника-мстительница, а самые обычные люди, которые, как и вы, использовали предание, инсценировали его. Можно ввести в заблуждение живых людей, а мертвых не обманешь, они все знают наверняка. Не могла Вероника-призрак не знать, что Михаил невиновен.

– Зато, – подхватил Семенов, – точно знала, что в гибели Катеньки виновна Вероника – ее современная тезка. И отомстила ей. Этот дом тогда возник не случайно. Настало время платить по счетам. Только я тогда думал, что платить должен Данилов. Он приходит в агентство, и тут же возникает этот дом. Но… той ночью я все вспоминал, как испугалась Вероника, когда пришел Максим. Тогда не придал ее состоянию значения, потому что сам был очень взволнован. А теперь понимаю: она подумала, что он явился по ее душу, что-то такое узнал и хочет мне рассказать. И потом все боялась Данилова, потому и согласилась мне помогать – она хотела быть в курсе событий и даже больше меня жаждала его устранения. Что ж, Вероника ей отомстила. Моими руками. Ее смерть повторила смерть моей дочери… – Семенов вдруг резко оборвал себя, к чему-то прислушиваясь. – Ну что ж, кажется, успел – теперь вы все знаете. – Тут и Полина услышала гул мотора – к дому подъезжала машина. – Вы ведь не за водой выходили, да, Виктор? Вода – это только так, предлог, обман своего рода. – Он усмехнулся. – Вы вызвали полицию. Понимаю, вполне понимаю, иначе вы и не могли поступить. Но и я иначе поступить не могу. Вернее, она не может. Я тоже повинен в гибели, хоть и преступной души.

Семенов резко вскочил. Послышался грохот упавшего стула. Вскрикнул Виктор, а затем прогремел выстрел. На какую-то долю секунды, но совершенно отчетливо Полина увидела лицо Ивана Алексеевича, спокойное и удовлетворенное.

Обезболенный улыбкой Полины, я возвращаюсь назад. В операционной врачи пытаются исправить мою ошибку – вернуть жизнь человеку, которого я убил. Он смотрит с надеждой – не на врачей, на меня. Ошибку исправить могу только я. Приближаюсь к нему. Мне снова становится больно и страшно, но я возвращаюсь…

Проходит какое-то время, и я понимаю, что жив, но темнота, как тугая повязка, окутывает меня. Слышу голоса любимых людей, но никак не могу к ним пробиться, ответить. Я отчаянно пытаюсь прорваться к тем, кому так необходимо мое возвращение. И как только до конца понимаю, как они меня ждут, темнота отпускает.

Они еще не знают о моем возвращении, все так же вполголоса о чем-то тревожно переговариваются друг с другом. Мама, папа, Танюша, Сашка… Я смотрю на них, я любуюсь их родными лицами и даю себе клятву, что никогда не предам их больше, никогда не уйду от них.

Клятву я сдержал. Через месяц мы поженились с Татьяной. Я купил новый дом, небольшой, но уютный. В нем мы все и поселились. А тот, в Озерном, так и стоит пустой, необитаемый. У меня не поднимается рука продать его, да и Полина не советует: а вдруг история еще не закончилась, вдруг преступления продолжатся? Они с Виктором часто приезжают к нам. Их детективное агентство снова работает.

Вчера мы ездили на кладбище, навещали могилу Кати, а потом зашли и к Ивану Алексеевичу. Положили цветы, помянули, и тут Полина в задумчивости сказала:

– Мир перестал быть жестоким, самоубийц теперь хоронят не за оградой, как раньше, на кладбище, на освященной земле. Не значит ли это, что у них появилась надежда, не значит ли это, что когда-нибудь они будут прощены?

Мне вспомнилась безнадежная тьма в конце коридора, я хотел возразить, что прощения не будет для самоубийцы никогда, но увидел, что Полина разговаривает не со мной, а с кем-то, кого увидеть я не могу. Лицо ее было в этот момент таким прекрасным, одухотворенным и в то же время страдающим – не за себя, за того, с кем случилась беда.