Люди крови - Алан Ф. Троуп

– Возможно, это Сантос, – говорит Элизабет, которая наконец проснулась и уже стоит рядом со мной. Корпус яхты теперь достаточно близко от нас, чтобы можно было различить знак «Н» на большем парусе. – Ты раздразнил его. Ты сам этого хотел! – она пожимает плечами и спускается в сад.

Я продолжаю вести наблюдение. Яхта приближается, потом заходит со стороны бухты. Она уже так близко, что я различаю Сантоса на палубе. На нем только шорты и майка. Смотрит он в сторону моего острова. Переходя от окна к окну, я слежу за его продвижением, невольно любуясь мастерством, с которым он управляет яхтой.

Он огибает остров, наконец спускает паруса. Яхта останавливается, слегка покачиваясь на воде. Яхтсмен тянется к маленькой синей сумке, которая лежит тут же, на палубе, и достает оттуда бинокль. Опустившись на колени и время от времени меняя точку опоры, чтобы компенсировать колебания лодки, Сантос изучает остров.

Я отхожу в глубь комнаты, когда он наводит свой бинокль на мое окно, и все-таки, перед тем как отправиться в обратный путь, он машет рукой, как будто точно знает, что я за ним наблюдаю. То же самое повторяется и на следующий день. Потом он исчезает на неделю. Потом появляется снова, на сей раз с девицей Мортон на борту. Это становится своеобразной традицией: несколько раз в неделю огибать на яхте наш остров, иногда в одиночестве, иногда – в обществе своей подружки. И с каждым разом он уплывает обратно все медленнее, и всегда – неотрывно глядя при этом на остров, вернее, на дом.

Проходит октябрь, потом ноябрь. Живот моей беременной жены заметно округляется. Элизабет не нравится, как она выглядит в человеческом обличье. Она заставляет меня покупать ей новую одежду каждую неделю. Она больше не водит «корвет», а пересаживается в более удобный «мерседес». Занятия любовью, которые раньше были по меньшей мере ежедневными, теперь превращаются в редкие, эпизодические совокупления. Элизабет проводит все меньше времени в саду, реже выражает желание съездить на материк, а когда мы все-таки выбираемся туда, жалуется, что в машине ее слишком трясет.

Еда, всегда много значившая для нее, делается ее заботой номер один. Хотя мы продолжаем охотиться по ночам, этого ей уже недостаточно. Днем я то и дело размораживаю бифштексы, и Элизабет безропотно поглощает их.

Невзирая на погоду, Сантос продолжает навещать нас не реже раза в неделю. Элизабет не обращает на его визиты никакого внимания. Когда я указываю ей на парус на горизонте, она только говорит:

– В твоей власти прекратить это.

Да, в моей. Артуро давно хочется уничтожить этого парня. Всякий раз, как мы заговариваем о Хорхе, он просит разрешения его убрать.

Не имея на это моего согласия, он мечтает хотя бы устроить так, чтобы кубинца задержал морской патруль или снова арестовала полиция за вождение в нетрезвом виде.

– Наконец-то у меня появилась возможность поговорить с менеджером ресторана «Крабы у Джоу»,-говорит Артуро. – Этот человек заверил меня, что за определенную сумму денег они вышвырнут Сантоса в два счета. А один из помощников губернатора по обещал мне, что они с радостью предоставят Сантосу работу рейнджера в Сан-Марко, если нужно будет его трудоустроить. Одно твое слово,- Артуро широко улыбается, явно довольный возможностью влиять

на события, – и мы устроим Мортон перевод куда-нибудь в Джексонвилль.

Я отклоняю все эти предложения.

– Он безвреден,- говорю я Артуро. То же самое я повторяю Элизабет. – С самого октября ничего не происходит. Если бы этот человек что-то замышлял, он давно бы исполнил задуманное. Если же он полагает, что чтит память своей сестры, несколько раз в неделю огибая мой остров на яхте, пусть себе!

Однако, стоит яхте Сантоса появиться на горизонте, и я бросаю все свои дела и внимательно слежу за ней. Иногда, в ясную ветреную погоду, я даже завидую его прогулкам под парусом. Мне случалось ходить на катамаране, и я знаю, какое это удовольствие – скользить по воде, когда твою яхту подгоняет свежий ветерок.

А стоит погоде испортиться, я смотрю, как суденышко Сантоса треплет холодный ветер и каждая новая волна грозит накрыть его, и не могу не удивляться настойчивости этого парня. Интересно, хватило бы у меня упорства так рисковать ради того, что заранее проиграно?

– Я восхищаюсь им, – говорю я Элизабет, когда она в очередной раз отказывается взглянуть в окно на яхту, приближающуюся к нашему острову.

– Почему я должна обращать внимание на какого-то дурака? – пожимает она плечами. – Все эти его прогулки ни к чему не ведут. Надеюсь, однажды он поймет это и уберется отсюда.

– Что ж, по крайней мере он сможет сказать себе, что сделал для своей сестры все, что мог,-отвечаю я.

Элизабет презрительно фыркает и выходит из комнаты.

Аппетит Элизабет просто поражает меня. К середине декабря она мало того, что каждый вечер съедает свою добычу, но еще и поглощает два бифштекса по двадцать четыре унций каждый после пробуждения и еще два таких же днем. Она ловит и пожирает столько наших собак, что я вынужден попросить ее остановиться, а иначе стая станет такой малочисленной, что чужие больше не будут ее бояться.

– Ребенка нужно кормить! – заявляет Элизабет. – И потом, я должна поддерживать свои силы. Я киваю и заключаю свою располневшую возлюбленную в объятия. Заметив, что она в ответ обнимает меня и удерживает дольше, чем прежде, я умиленно улыбаюсь. Беременность смягчила ее. Теперь она больше нуждается в нежности и любви. И, пожалуй, мне нравится, что ей нужно от меня еще что-то, кроме еды и секса. Мы проводим целые часы, сидя рядом в большой комнате, глядя в окно на море, молчаливо наслаждаясь близостью друг друга. А иногда мы, взявшись за руки, гуляем по пляжу, разговариваем о будущем. У нас не возникает споров об имени будущего ребенка.

– Генри,- говорит она,- прекрасное имя – звучное, суровое. А может быть, мы дадим ему имя моего отца тоже?

– Конечно, – соглашаюсь я, улыбаясь про себя тяжеловесности такого имени: Генри Чарльз де лаСангре, особенно для крошечного, еще не рожденного существа. Скорее бы он родился! У меня нет никаких сомнений в том, что Элизабет будет прекрасной матерью. Она уже начала готовиться к родам, обустраивать комнату. Она помогает мне дочиста отскоблить стены и потолок, то и дело напоминает, что понадобится свежее сено. Я больше не

задумываюсь о наших отношениях.

«Если ты ждешь от подруги совершенства,- учил отец,- привыкай к одиночеству».

Как бы мне ни хотелось, чтобы Элизабет разделяла мои пристрастия и вкусы, я смирился с нашей несхожестью и научился ценить время, которое мы проводим вместе. Может быть, она и не любит музыку, но ведь терпит, когда я слушаю свои стереозаписи. Мы оба улыбаемся, увидев друг друга, стремимся прикоснуться друг к другу, оказавшись рядом. Даже если лучше не станет, всего этого мне более чем достаточно для счастья.

Даже Сантос больше ее не раздражает. При появлении его яхты она уже не выходит демонстративно из комнаты. Мы теперь обсуждаем погоду, его технику управления яхтой.