Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана - Екатерина Глаголева

Личная храбрость имела в бою огромное значение. Хотя теоретически капитан мог оставаться на своем судне, корсары и флибустьеры так не поступали, не желая рисковать своим авторитетом. Бартоломью Роберте всегда лично вел команду в бой, причем держался так, будто был заговоренным; пираты верили, что пуля его не берет. Жан Барт зашел еще дальше: однажды он взял с собой в море юнгой двенадцатилетнего сына. Как только заговорили пушки, мальчик побледнел от страха. Отец велел привязать его к грот-мачте, чтобы сын видел всё до конца, и устремился на абордаж. В дальнейшем юный Франсуа Корниль Барт участвовал во многих боях, а со временем стал вице-адмиралом. Граф де Турвиль (1642–1701) бросался на абордаж 20–30 раз в год.

Турвиль уже в 17 лет поступил на службу к Мальтийскому ордену: прежде чем стать офицером королевского флота, полагалось послужить в корсарах. Однако рыцари-иоанниты занимались по большей части не морским разбоем, а борьбой с североафриканскими и турецкими пиратами. В первом же походе на 36-пушечном фрегате, когда была отдана команда «На абордаж!», Турвиль первым перепрыгнул на борт берберского судна и после получасового боя, получив три раны, поднял на мачте флаг с мальтийским крестом. В 1661 году три французских военных судна встретились в Эгейском море с тремя тунисскими корсарами. Разгорелся бой, в самом начале которого один французский капитан был сражен пушечным ядром. Команду возглавил юный Турвиль. Внезапно ему доложили, что судно получило пробоину, нет никакой возможности справиться с течью и через несколько минут корабль пойдет ко дну, а экипажу придется сдаваться мусульманам. И Турвиль решился: забросил абордажные крючья на галеру тунисцев и перебежал со своим экипажем на ее палубу Одновременно 150 пиратов устремились на французский корабль для грабежа и тот пошел ко дну, увлекая их за собой. Но в распоряжении Турвиля оставалось лишь восемь десятков человек, тунисцев же было много больше. На каждом клочке палубы закипела схватка, мусульмане побеждали. В этой ситуации Турвиль вновь нашел неожиданный выход: велел своим матросам освободить галерных гребцов — невольников-христиан. Около пятидесяти человек выбрались на палубу и внесли решающий перевес в схватку — через полчаса тунисцы сдались.

Уже в 20 лет Турвиль стал капитаном. Однажды он встретил алжирского корсара с экипажем, по численности превосходившим французский. Разбойники, уверенные в победе, безрассудно бросились на абордаж, но, подойдя вплотную к судну, попали под убийственный залп всех кормовых пушек. Несмотря на большие потери, около ста человек всё же перебрались на корабль. Тогда Де Турвиль приказал обрубить тросы абордажных крючьев и с помощью опорных шестов быстро оттолкнул свой корабль в сторону. Всех врагов, оказавшихся на судне, изрубили или бросили в трюм. Корабль противника, однако, опять оказался рядом — и Де Турвиль повторил маневр, не вызвав у алжирцев и тени подозрения, что им готовится ловушка. Вновь был достигнут полный успех, после чего уже сами французы взяли корсарское судно на абордаж и захватили его.

Абордажный бой представляется нам, как правило, поединком двух кораблей, двух капитанов, двух команд. Так, действительно, чаще всего и бывало, когда корсарское или флибустьерское судно преследовало торговую шхуну, отбившуюся от каравана или отправившуюся в плавание в одиночку, на свой страх и риск. Но некоторые корсары действовали сообща, пираты порой тоже отправлялись в поход «коллективно», торговые суда объединялись в караваны под эскортом военных фрегатов, а потому в сражении могли участвовать несколько судов, и ситуация менялась не то что с каждым часом — с каждой минутой. В 1622 году капитан Ян Якобсен, прадед знаменитого Жана Барта, командуя испанским кораблем «Святой Винцент», вступил в бой с девятью (!) голландскими кораблями. После тринадцати часов сражения, потопив вице-адмиральский корабль «Герман Клейлер», он понял, что силы слишком неравны, и приказал взорвать корабль, чтобы не сдаваться.

Абордаж мог произойти в любую погоду — не только тогда, когда море стелилось ровной гладью, но и когда оно вздыбливало свои валы, подгоняемые злым ветром. Передадим в очередной раз слово Клоду де Форбену:

«Я начал переводить пленных к себе на борт, но тут один из моих капитанов, г-н де Турувр, которого не было на абордаже, встал на траверзе перед носом моего корабля и того, который я только что захватил. Мы все трое оказались в большой опасности, поскольку ветер, дувший в корму, толкал нас на корабль Турувра и не давал нам расцепиться, а нашими судами было невозможно управлять. В довершение всего на корабле, с которым я сцепился, вдруг вспыхнул пожар. Дул сильный ветер, и корабль занялся мгновенно. Я с удвоенной энергией старался отцепиться от него, как вдруг еще один вражеский корабль решил взять на абордаж меня самого.

Чтобы противостоять ему, я немедленно перевел на свой корабль всю остававшуюся команду, однако лучшая ее часть уже была на горевшем корабле, который они грабили вовсю, не думая об опасности. Вражеский корабль, дав по мне залп изо всех пушек и убив несколько моих людей, прошел мимо, ничего не предприняв.

Избежав этой опасности, я всё еще находился в трудном положении. Пожар ширился с каждой секундой, я рисковал либо сгореть, либо быть погребенным под обломками, когда корабль взлетит на воздух. В таком положении мне оставалось только срубить мачты. Мне было очень трудно на это решиться. Прежде чем испробовать это средство, я решил попытаться высвободиться, летя на всех парусах на корабль Турувра.

Этот маневр мне удался, но лишь ввергнул меня в новую беду, поскольку наши корабли столкнулись с такой силой, что я потерял водорез, а корабль Турувра своей кормой сорвал с моего шесть крышек пушечных портов.

Море было бурным, шесть портов оставались открытыми, и вода хлынула в них. Чтобы не потонуть, я решил накренить судно, нагрузив его с неповрежденного бока; но вражеский корабль, шедший на помощь своему флагману, помешал совершить этот маневр. Мне оставалось либо победить, либо потонуть. Я пошел на врага с намерением взять его на абордаж. .

Я развернул свой корабль поперек, подставив пострадавшую сторону ветру Как только я оказался на расстоянии выстрела, неприятель грянул по мне изо всей своей артиллерии, которая не нанесла мне никакого урона. Я ответил залпом из пушек и мушкетов, и так удачно, что он оказался весь продырявлен. Неприятель был ввергнут в такое смятение, что, когда мой экипаж уже собирался перескочить на его борт, он сдался, спустив флаг.

Едва завладев этим кораблем, я поскорее принялся за починку своего собственного. Велел заткнуть открытые порты досками и просмоленной парусиной, поднял сигнал сбора и приказал одному капитану из моей эскадры взять на буксир захваченный мною корабль; но прежде чем он успел к нему подойти, тот затонул. Из всего экипажа спасся лишь один человек, которого я пришит к себе на борт.

Посреди всей этой кутерьмы я не переставал беспокоиться за своих офицеров и лучшую часть команды, которые находились на горевшем корабле. Турувр, почуявший опасность и увидевший, что корабль сейчас взорвется, попытался отцепиться от него. Ему это удалось, и он принял к себе на борт всех моих людей, которые, поняв, наконец, в какой находятся опасности, бросили грабеж и жалобно взывали о помощи.