Вне подозрений - Линда Ла Плант

— Трэвис, мы тут уже все прочесали. Хватит. Ступайте вниз, в переднюю комнату. Туда, где он сейчас работает.

— Хорошо.

После ее ухода Лангтон осмотрел фотографии. Он помедлил и взял одну, на которой Дэниэлса засняли лежащим на яхте в обществе двух блондинок в крохотных бикини.

— Потрясающие женщины! — восхитился он.

— Вот почему я и считаю все подозрения бессмысленными, — откликнулся Льюис. — С какой стати мужчина, у которого под рукой такие красавицы, захочет иметь дело с грязными старыми проститутками?

Лангтон включил компьютер.

— Вот почему я и думаю, мы не за того типа ухватились, — повторил Льюис, продолжая исследовать файлы. А потом поднял голову. — Он говорил, что потерял снимки со слепками прежних зубов, не так ли?

— К чему ты это?

— Да вы только посмотрите, вот они. Рентгеновские фотографии плюс квитанции с оплатой и тому подобное.

— Мы их заберем. Дай-ка мне.

Лангтон проверил рентгеновские снимки, поднеся их к свету.

— Ну что же. Еще один небольшой шаг. Теплее, теплее. Мы чуточку продвинулись.

* * *

Анна постучала в запертую дверь гостиной, и Дэниэлс открыл ее.

— Я могу войти? — осведомилась она.

— Да, прошу вас.

Он отвернулся от нее, сел на диван, вытянув ноги, и снова стал читать сценарий.

— У вас прекрасный дом, — неловко заметила она.

— Благодарю вас.

Она смущенно принялась перелистывать журналы.

— Неужели визит к моему агенту был так необходим?

— Простите? — Она почувствовала, что он поглядел на нее.

— Я сказал, неужели визит к агенту был так необходим? Я поехал с вами в отделение. Почему вы просто не спросили у меня все, что требовалось узнать, когда я там был?

— Не думаю, что мы могли… — Она оборвала себя, и ее щеки зарделись от румянца. — Вам лучше спросить об этом суперинтенданта Лангтона.

Анна продолжала листать страницы следующего журнала, проверяя, не заложены ли между ними записка или обрывок бумаги.

Он склонил голову набок, изумленно посмотрев на нее.

— Что вы там ищете? Свидетельства обвинения в «Архитект Манфли»?

— Тут трудно что-либо предугадать, — откликнулась она с еле уловимой улыбкой и взяла со столика «Вог». — Вы когда-нибудь были женаты?

— Собирался. Но со мною нелегко ужиться, — ответил он и растянулся на диване. — Я просто помешан на чистоте. Но вы на это уже, наверное, обратили внимание.

— Да. — Она поднялась, подошла к полкам и выбрала наугад несколько книг. — В общем-то я и сама такая.

— Возможно, у меня выработалась подобная привычка, потому что в детстве я был лишен каких-либо личных вещей. Я всегда ходил в поношенной, секондхендовской одежде или и того хуже — в вещах с чужого плеча. Когда вас воспитывают приемные родители, они обычно заботятся о множестве других детей, и на вашу долю остается одежда в пятнах и дырах. Я возненавидел чужие запахи. Казалось, что все эти старые рубашки и брюки пропахли блевотиной или мочой.

— А у меня нет даже такого оправдания. Должно быть, это в генах.

Она по-прежнему искала, перебирая предметы, а он свесил ноги вниз и следил за нею.

— Вряд ли я сполна нагляделся на весь этот жуткий, лезущий из каждой щели хаос, но, знаете, было близко к тому. Я трачу уйму денег на чистку. И мои вещи всегда чистит одна и та же женщина: миссис Фостер. Она замечательно с ними справляется. Ухитряется вычистить любую складочку. Это мой пунктик и, если хотите, фобия. Могу дать вам номер ее телефона, вдруг вам понадобится что-нибудь вычистить.

— И какая же у вас фобия?

— Представьте себе, что вы заходите в белоснежную сверкающую ванную, а после бросаете взгляд под раковину и ванну. И, о ужас, там слои сажи.

Он пошутил, попытавшись воздействовать на нее своим обаянием. Она улыбнулась и подошла к каминной полке, понаблюдав за его отражением в зеркале с деревянной рамкой, пока он беззаботно болтал.

— В детстве я, случалось, не мылся месяцами, и иногда грязь у меня на шее бывала задубевшей и плотной, точно сажа под раковиной и ванной. Я долгие годы не знал, что голову нужно мыть. Вы способны в это поверить?

Она двинулась к столу за диваном.

— Там, на Шаллкотт-стрит, жило много женщин. Неужели никто из них не мог за вами присмотреть?

Он опустил подбородок на руки и взглянул на нее.

— А ваши родители живы?

— Нет, увы, они уже умерли. И отец, и мать.

— Они любили вас?

— К счастью, да.

Теперь все его внимание было устремлено на нее, и она боялась, хоть украдкой, на него посмотреть. Она решила, что он необычайно хорош собой, а невероятные глаза делали его совершенно неотразимым.

— Кем они были?

— Мой отец служил в полиции. А мама была художницей.

Он не отводил от нее глаз.

— Я не знал своего отца. Полагаю, что, в сущности, она его тоже не знала.

— Вы когда-нибудь пытались его отыскать?

— А зачем? С какой стати мне бы захотелось с ним встретиться?

— Что же, когда у вас появятся дети, вам всем будет полезно знать свою родословную.

— Кем бы он ни был, сейчас он явится ко мне только за деньгами.

— Да, наверное, вы правы. — Анна приблизилась к столу рядом с ним. Он томно перевернулся на живот, продолжая следить за нею.

— Жизнь странная штука, не так ли?

Ей пришлось опуститься на колени, чтобы оказаться с ним совсем рядом.

Он наклонил к ней голову.

— Вам известно, что́ со мною станет, если в прессу просочатся сведения о полицейских из отдела убийств, устроивших обыск в моей квартире?

— Могу себе вообразить.

— Можете?

— Конечно. За последние пять лет у нас арестовали немало знаменитостей.

— Но их всех освободили, — отозвался он и снова поменял позу.

— Да, погубив их карьеру. А в вашем случае мы стараемся вести себя очень дипломатично.

— Не сказал бы, что визит к моему агенту — это дипломатичный поступок. Он не умеет держать язык за зубами. И сразу в панике позвонил мне. Это было крайне неприятно. Я почувствовал, как его адреналин сплетника и болтуна чуть не пробил крышу. Вы заметили, что у него и у его мерзкой собаки одинаковые глаза? — спросил Дэниэлс.

Она натянуто улыбнулась.

— Обедать с ним — худший вид наказания. Он повсюду таскает своего пса, водит его в рестораны, и тот сидит там под столом, пыхтит и урчит. Гнусная тварь.