Противостояние - Сергей Шхиян

— Значит, говорите, отогнать машину и вернуться. А что потом? — задумчиво спросил я, вглядываясь в открытые, искренние лица семейства Круговых.

— Потом все образуется. У Вени большие связи, да и он сам не последний человек в МВД. Кому надо замолвит словечко, и все образуется, — затараторила Валентина Ивановна. — Вам, Алешенька, совершенно ничего не угрожает. Какое у вас красивое имя! Мы вам так благодарны за то, что помогли Андрюше! Родительская благодарность дорогого стоит! Вы нам теперь как родной!

— Пожалуй, — начал соглашаться я. — А куда отогнать машину?

— Да здесь недалеко, проедешь МКАД, доедешь до Можайки, по ней до Поклонной горы, а там… — стал было объяснять воодушевленный переговорными талантами жены Вениамин Ананьевич.

— Вы все это лучше напишите, а то я не запомню, — перебил я.

— Ты чего, зачем это писать. Так не делается. Напишешь пером, не вырубишь топором.

— Не запомню, — бескомпромиссно заявил я, — что поделать, коли такой тупой уродился. К тому же, вы же знаете, у меня эта, как ее, амнезия.

— Но как же, — растерянно заговорил Кругов, — как же так писать, это все-таки документ. В таких обстоятельствах мало ли что может случиться!

— Пусть Олюшка своей рукой напишет, ей же не трудно, — вмешалась в разговор умнейшая мамаша. — Олюшке можно.

Я только диву давался такой простоте и эгоизму. Даже Андрею стало неловко, он подошел к окну и стал что-то рассматривать снаружи.

— Ладно, Ольга так Ольга, — легко согласился Вениамин Ананьевич. — Мне-то что. Да у меня и очков нет…

Отчужденность, возникшая между нами после переговоров, несколько испортила трогательный момент прощания. Тем не менее, члены семейства Круговых старались ничего не замечать, казаться по-родственному искренними и оптимистически настроенными. Одна Ольга, не понимающая, что, собственно происходит, откровенно волновалась за меня.

Когда мы на несколько минут остались с ней с глазу на глаз, она попросила, отводя взгляд:

— Постарайся быть осторожным.

— А ты будь осторожна с этими… — посоветовал я.

— Понимаешь, я люблю Андрея, это уже сильнее меня, — почему-то грустно сказала девушка и смахнула слезинку.

— Лучше бы он тебя любил, — подумал я. Мне это семейство становилось все менее симпатично.

— Я не знаю, что они задумали, — продолжила она, — но мне все это не нравится!

— Да, загадок больше чем разгадок. Мне непонятно, откуда милиция так быстро могла узнать об убитых охранниках. Ну и вообще, как смогли нас так быстро вычислить.

— Знаешь, — сказала девушка, — я не знаю, стоит ли тебе об этом говорить, ко когда мы ехали сюда, Андрею кто-то звонил по телефону.

— Ну и что? Ему и раньше звонили.

— Он-то был без сознания, и трубку взяла я, — Она замолчала. Видно было, что в ней происходит какая-то внутренняя борьба. Я ждал, что она скажет дальше. — Разговор я совсем не поняла, — после длинной паузы продолжила она, — но он мне не понравился.

— И о чем вы говорили?

— Не мы, говорил какой-то человек. Понимаешь, я не успела его предупредить, что Андрей не может ответить. Он сразу начал ругаться.

— Ну и что тебя заинтересовало, мало ли какие у Андрея проблемы.

— Да, я сначала и не придала значения, но вот ты сейчас сказал про милицию, откуда они все узнали, и я подумала… Понимаешь, тот, который звонил, сразу начал кричать, что Андрей завалил все дело, и он за него свою, — она замялась подбирая выражение, — свою попку подставлять не будет.

— Интересно, — только и сказал я. — И что еще он сказал?

— Что у Андрея последний шанс, и если он третий раз проколется, то ему, ну, в общем, мало не покажется.

— Так, а какие-нибудь инструкции он давал?

— Нет, я сказала, что Андрей подойти не может, что он, в общем, болен. Тогда тот сразу отключился. Это все тебе что-нибудь говорит?

— Пожалуй, — сказал я.

В это момент нас прервали, пришла улыбающаяся Валентина Ивановна и сказала, что Андрей выгнал машину из гаража, и можно ехать. Мы втроем вышли во двор. Никитична так и не появилась, так что ворота открыл сам хозяйский сынок. Я, стараясь не смотреть ему в глаза, попрощался с ним за руку и кивнул, когда он пожелал мне удачи.

Остальным помахал на прощанье рукой, сел в «фольксваген» и включил первую скорость. Когда проезжал ворота, заметил выглядывающую в окно привратницкой якобы уехавшую в Москву Никитичну. Это меня уже никак не задело. У меня были собственные планы на будущее. К вечеру подморозило, и дорожное покрытие превратилось в настоящий каток. Несмотря на зимнюю, да еще и шипованую резину приходилось быть предельно внимательным, и это отвлекло от грустных мыслей о человеческом коварстве. Согласившись со всеми инструкциями и наставлениями, я ни минуты не собирался следовать «хитроумным» планам папаши Ананьевича. То, что меня решили подставить и сделать козлом отпущения, было ясно еще после нашего утреннего разговора. Единственное, что волновало всех обитателей дачи, это чтобы ничего не случилось с их машиной. На это особенно напирали и папаша, и его, как оказалось, достойный отпрыск. По-моему, их жадность пересилила даже осторожность: они отправили меня без доверенности и документов на автомобиль, рискуя тем, что я могу попасться в руки любого инспектора ГИБДД и не выполнить всей уготовленной мне программы. В город поздним вечером по Сколковскому шоссе никто не ехал, и дорога была свободна. Только несколько раз мне навстречу попались возвращающиеся с работы на хороших машинах элитные дачники. Первое, что мне нужно было сделать, это удалить с «борта» оружие. При том букете правовых претензий, которые я вычитал в милицейском документе, поймать меня с целым арсеналом было бы верхом успеха для наших славных и бдительных правовых органов. А мне очень не хотелось делать им такой подарок. Останавливали меня только густая осенняя темень и незнание местности.

Спрятать в незнакомом ночном лесу сумку с пистолетами и «Шмайссерами» было просто, сложнее будет ее снова отыскать. Лишаться оружия я не хотел ни по какому. Стоило выбросить только пистолеты убитых охранников. Происхождение и история их была туманна, вполне возможно, что они были «паленые», с нехорошим прошлым. Однако, просто так бросать их у дороги я не хотел. Мали ли, в чьи руки они могли попасть. Я собрался остановиться у какой-то речушки и бросить их в воду, но на меня неожиданно напала странная лень и сонливость, и появился безотчетный страх выйти из теплого салона машины в темноту и холод. Решив не враждовать с интуицией, я поехал дальше, и через несколько минут нормальное состояние восстановилось.

Добравшись до кольцевой дороги, я не направился, как мне было предписано, прямиком в город, а свернул на МКАД. В Москву нужно было въезжать по оживленной трассе, где инспекторам было не до осмотра моделей и номеров легковушек. Ленинский проспект мне подходил, и я без проблем проскочил мимо поста ГИБДД, прикрываясь рейсовым автобусом. Особой нужды в такой маскировке не было, пока я ехал по Кольцевой дороге, пошел густой мокрый снег, сделавший видимость почти нулевой. Это оказалось очень кстати.