Мирная профессия - Ирина Комарова

– Ну? – спросил Володя у Горина.

Тот только покачал головой.

– Даже пробовать не буду. Только хуже сделаю.

Борис снова застонал, бледные веки дрогнули, чуть приподнялись… Горин с Володей синхронно качнулись в разные стороны, давая дорогу Анатолию. Отпустив Лену, он придвинулся к Борису, левой рукой осторожно коснулся его плеча:

– Боря, ты меня слышишь?

Мутный взгляд полуоткрытых глаз с трудом сфокусировался:

– То… ля. Успе…

– Успел, – Анатолий проглотил комок в горле. – Борька, ты не тушуйся, все будет нормально. Скорая уже в пути, сейчас из тебя все посторонние предметы повытаскивают, заштопают… Ты только скажи, кто? Борька, кто тебя так?

– Я… не… хоте… – у Бориса не хватало ни сил, ни дыхания, чтобы выговаривать слова. – Про… про… сти… Я пы… тал… Не… не… смог… А… он…

– Кто он, Боря?

– Ты… зна… Ав… ва… – Борис замолчал, тело его обмякло.

– Умер? – испуганно спросил Анатолий.

– Сознание потерял, – мрачно ответил Горин. – Сил-то нет, разговаривать тяжело.

Несколько минут они молча ждали. Горин, недовольно поджав губы, держал Бориса за запястье – контролировал пульс. Анатолий отчаянно вцепился во вторую руку, сжимал пальцы, словно пытался передать хоть немного, хоть малую толику жизненной силы. Лена присела рядом с ним, погладила по плечу. Было не так жалко Бориса, тот сам накликал на себя беду, как Толю: уж он, неприятностей которые на его свалились, вовсе ничем не заслужил. Жалко было себя, даже Костю, почему-то, было жалко, вместе с его друзьями-милиционерами. Не желая отвлекать Анатолия даже на секунду, и чувствуя свою беспомощность и бесполезность, девушка отодвинулась было подальше, но он, не оборачиваясь, выдохнул сквозь сжатые зубы: «Не уходи» и она тут же вернула руку на его плечо.

Володя побродил немного по квартире, все разглядывая, но ничего не трогая руками, потом подошел к Косте, устроившемуся у окна, выходящего во двор:

– У тебя фотоаппарата нет с собой, случайно?

Тот молча вытащил из кармана плоскую коробочку, протянул присвистнувшему уважительно милиционеру.

– Надо же! Какая у тебя, однако, аппаратура!

– Так мы ж не госконтора, на себя работаем, – равнодушно заметил Костя. – Вот и заботимся о своих удобствах и о повышении коэффициента полезного действия.

Володя скривился – очевидно разговор на эту тему шел между ними давно. Но камеру взял и снова пошел по квартире, теперь фотографируя все, что так или иначе привлекло его внимание при первом осмотре. Потом достал большой зеленый блокнот, сделал несколько записей и спросил у Анатолия:

– Родные у него есть?

– Что?

– Ну, кто с ним живет? Сообщить надо родственникам.

– А, это. Да, конечно, жена есть, Оксана. Только она сейчас с матерью уехала куда-то. Боря говорил, вроде в Питер, там у них тетка какая-то.

– В Питер, – повторил Володя, записывая.

– «Скорая» приехала, – слишком громко объявил Костя, стоявший у окна и выбежал из квартиры, встречать.

Вскоре вошли двое в белых халатах: мужчина предпенсионного возраста и профессорского вида – в очках и с сильно седеющей, аккуратной бородкой и женщина, лет на двадцать моложе, настроенная деловито и энергично. На нагрудном кармашке ее халата была прикреплена карточка «врач Криницкая Галина Сергеевна»

– Где пострадавший? – задала врач Криницкая совершенно излишний, в данной ситуации вопрос: Борис лежал у самых ее ног. Голос у нее оказался высоким, почти визгливым.

– Да вот же он, – Горин поднял голову, посмотрел на женщину снизу вверх и она тут же присела рядом. – Ножевое, проникающее. Я не стал трогать, побоялся.

– Естественно, – она крепко сжала губы, накрашенные розовой помадой, и ее руки запорхали над окровавленной грудью Бориса. На какую-то безумную минуту Анатолию показалась, что вот сейчас эта добрая фея с неприятным голосом, сделает что-то чудесное и невероятное, вытащит и отбросит в сторону нож, скажет: «вот ведь какие пустяки!». А Борька откроет глаза, сядет, покрутит очумело головой, сделает шумный вдох… В этот момент бледно-голубые глаза феи неприязненно уставились на него.

– Милицию вызвали?

– Д-да, – он не сразу сообразил, о чем она спрашивает, поэтому задержался с ответом.

Володя сделал шаг вперед, наклонился и показал ей красную книжечку.

– Остальная группа вот-вот подъедет.

– Ладно, ладно, – Криницкая нетерпеливо мотнула головой, не бросив на книжечку даже беглого взгляда. – Поможете его спустить? Носилки в машине.

– А разве вы ничего сами не сделаете? – жалким голосом спросил Анатолий. – Ну, хоть что-нибудь?

– А что тут сделаешь? – ответил вместо Криницкой мужчина. – Тут только бегом в больницу. Ну, можно еще молиться.

Спустить Бориса оказалось не таким уж простым делом – шестой этаж есть шестой этаж. Тем не менее, Костя с Гориным, при небольшой помощи медиков и Лены (Володя остался охранять место преступления), справились с этим в рекордные сроки. Когда носилки были уже в машине, Криницкая указала на Анатолия:

– Вы поедете с нами. Еще кому-нибудь медицинская помощь требуется? Нет? Значит, нечего время терять.

– Давай, давай, – Костя подсадил растерянного Анатолия в машину. – Действительно, рукой пора заняться: посмотреть, что за перелом, гипс нормальный положить.

– Но вы…

– Да мы с Ленкой следом подъедем, что нам здесь сидеть?

Дверца машины захлопнулась и «скорая» выехала со двора.

Костя тут же повернулся к Горину:

– Ну что? Ты с нами, или наверх, Семушкина ждать?

– Володя приказал в больницу ехать, – ответил тот, – вдруг потерпевший очнется и скажет что-то важное.

– Думаете, есть шанс, что он придет в себя? – дрожащим голосом спросила Лена.

– Ага, есть. Один из миллиона, – проворчал длинный Горин, сгибаясь, чтобы влезть в машину. – Хорошо, если живым довезут.

Уже в больнице они узнали, что Бориса довезли. Но и только. Так и не придя в сознание, он умер в операционной. Потом Костя и Лена долго ждали Анатолия. Ему сделали рентген, потом накачали обезболивающими и начали какие-то сложные манипуляции со сломанной рукой. При этом, не смотря на все лекарства, он не орал от боли только потому, что знал: в коридоре, за стеночкой, сидят Костя с Леной. Это было странное чувство: гордость, смешанная с жалостью к Лене. Не хотелось ее пугать своими воплями. Наконец, бледного и растрепанного, с тщательнейшим образом упакованной в гипс рукой, засыпающего на ходу, Анатолия выпустили. Лена взглянула на его искусанные до крови, распухшие губы и всхлипнула:

– Толик! – обняла очень осторожно, чтобы не дай бог, не причинить никакой боли.