Железный ветер - Игорь Николаев

Победившая в своем мире страшного и безжалостного противника, Держава оказалась таким же больным изгоем, как и Британия, — воплощенная Мощь и Сила снаружи, тлен и затянувшаяся хворь внутри.

Они были просто созданы друг для друга и понимали собрата с полуслова.

Джеймс говорил.

Первый подъем патриотизма и готовности послужить отчизне был крайне высок. Успех первых недель войны с лихвой перекрыл подозрения и непонимание армии и флота — что это за мистический собрат по оружию, возникший из ниоткуда, говорящий по-немецки, но с неприятным акцентом, лязгающим, как тяжелые гусеничные траки. Британия наконец-то могла свести счеты с горделивыми континентальными и заокеанскими выскочками, и в конце концов какая разница — кто в этом помог, если орды исконных врагов Соединенного Королевства раз за разом развеивались под ударами, как бронированная шелуха.

Британия много лет терпела унижение и грабеж, и возмездие было суровым и заслуженным.

Но менее чем через месяц после начала войны экспедиционный корпус Королевства почувствовал неладное.

— Они называют это «сборными пунктами», — рассказывал Джеймс. — Пленных сгоняют туда и просто не кормят. Мы думали, это от недостатка еды. Предлагали помощь, но нам вежливо отказали, дескать, всего хватает, а у нас превратные сведения, но я видел все своими глазами! Когда мы говорим о законах и обычаях войны — они просто не понимают, о чем мы говорим!

Гилберт мог рассказать брату гораздо больше. О более чем десяти известных «пунктах», где пленных, имевших неосторожность сдаться, действительно методично вымаривали голодом. Об «утилизационных командах» и «машинах Гезенка», которые, как чумные крысы, рассыпались по оккупированным землям. О приказе «Убивайте врага, у него нет пола и возраста», который «нацисты» даже не особо скрывали от союзников. О рвах, полных трупов и умирающих, которые закапывали бульдозерами. О табличках «Они должны умереть, чтобы мы могли жить», которые «нацисты» взяли за обыкновение вешать на шею гражданским перед казнями.

И еще о многом.

Например, о том, что на захваченных территориях «нацисты» организовали десятки специальных «пунктов проверки», оснащенных оборудованием, схожим с тем, что применялось при бертильонаже.[26]Тысячи людей прогоняли через эти проверки, сортируя, как скот, по непонятным признакам. Отобранных грузили в пустые армейские транспорты, возвращавшиеся через портал, и они исчезали в неизвестности. Остальных отправляли на рабский труд по расчистке завалов, восстановлению предприятий. Или убивали.

— У нас очень много дезертиров, — продолжал срывающимся голосом Джеймс, выплескивая на собеседника давно копившийся ужас, непонимание и растерянность. — Даже среди офицеров есть те, кто говорит, что мы не нанимались работать на сатану. Приходится выделять людей для специальных частей, чтобы пресекать дезертирство, и еще для расстрельных команд. Военная полиция не справляется. А эти еще требуют от нас помогать им отбирать немцев и французов для этих «проверочных» пунктов. Со всеми документами и подтвержденной родословной!

— Гил… — Голос брата стал просительным. — Гил! Что можно сделать? Мы хотели вернуть славу, силу, честь! Мы хотели, чтобы Британия снова заняла свое место, что принадлежит нам по праву, — на вершине мира. Но это… Это не война, это организованное убийство. Для них нет людей, для них есть только они сами, их Нация, чтоб ее, и все остальные. И с этими остальными можно делать все… Я видел… Я видел как… — Джеймс осекся и словно даже всхлипнул. — И это еще не все… Мы сражаемся бок о бок, наши видят, что творят эти… «нацисты»… Многим не нравится, многие отказываются, несмотря на трибуналы. Кто-то бежит. Но есть многие… — Он снова запнулся, пытаясь подобрать подходящие слова и не находя их. — Их много!

— Есть те, кто решает, что раз мир перевернулся, то теперь все дозволено. И они подражают нашим… «друзьям» с той стороны, — безэмоционально продолжил за него Гилберт.

— Ты знаешь… — выдохнул Джеймс почти с облегчением, с благодарностью за то, что тот избавил его от необходимости описывать самое позорное, что могло произойти с армией Его Величества.

— Знаю, — ответил Гилберт одним словом и неожиданно спросил. — Налить еще?

— Н-нет, — ответил сбитый с толку Джеймс.

— А я выпью, — сообщил старший Ванситтарт, наполняя бокал.

Дрова в камине почти прогорели, угли мерцали багрянцем, наводя на мысли о геенне огненной. Гилберт вытянул ноги ближе к камину, чувствуя, как тепло обволакивает стопы, но не может изгнать озноб, который словно спрятался в глубину костей. Озноб не тела — души. Ему неожиданно захотелось так и сидеть до скончания века, отогреваясь у камина, чувствуя под руками гладкость дерева, а на губах — вкус благородного напитка. Спрятаться за привычными вещами, как ребенок прячется под одеялом от буки, который живет в шкафу.

Только его буки никуда не исчезнут. Они ездят на бронированных чудовищах и летают на скоростных самолетах с паукообразной эмблемой из трех черных семерок в зеркальном изображении, вписанных в красный круг…

— Ты хотел меня о чем-то попросить? — прямо вымолвил он.

— Да. Ты вхож к Его Величеству, — сбивчиво заговорил Джеймс, он явно заготовил длинную речь, но под напором прорвавшихся эмоций забыл ее, говоря от души, о давно наболевшем. — У тебя вес и влияние. Расскажи им, расскажи премьеру, что это дорога в ад, и мы бежим по ней под руку с чертом! Еще несколько месяцев, может быть, недель этой проклятой безумной войны, и часть армии взбунтуется, а часть уподобится этим нелюдям!

Ванситтарт-старший тяжело вздохнул. Такой поворот разговора он предвидел и боялся его. Джеймс ударил в самый центр незаживающей душевной раны старшего брата.

Ванситтарт был единственным из «Четверки», кто категорически возражал против договора. Нельзя покупать кота в мешке, говорил он, нельзя принимать решение на основании лишь того, что нам показали. Кто знает, что осталось покрыто тайной, кто может засвидетельствовать истинные планы союзников?

Но тот диспут он проиграл.

Гилберт мог убедить своих оппонентов по отдельности, но был бессилен против сплоченной когорты сторонников союза, каждый из которых представлял семью или клан банкиров, промышленников, негоциантов или всех вместе взятых. Ванситтарт описывал возможные последствия, упирал на то, что они знают о мире Нации лишь то, что им избирательно показали.

Его собеседники кивали, соглашались, но по их глазам Гилберт видел, что они уже подсчитывают собственные выгоды от передела мирового богатства, от ликвидации русского и американского флотов, выталкивающих Королевство из Океана, от доступа на закрытые прежде национальные рынки, вскрытые железной рукой объединенных армий двух миров.

— Я знаю, — просто ответил Гилберт и, легким движением ладони пресекая готовые сорваться с уст брата слова, продолжил. — Мы все это знаем. И премьер, и король. Все. Не так остро и ярко, как ты все описал, но в целом экзерции наших «союзников» известны. Им действительно нужна была наша помощь, они строго выполняют свои обязательства, но они нас обманули. Это факт. Вопрос в том — что мы можем по этому поводу предпринять.