47-й самурай - Стивен Хантер

— А я тем временем привел этих людей к Яно.

— Не знаю. Больше от них не было никаких известий. Через две недели я получил пакет. В нем было три миллиона йен наличными. Не бог весть какое богатство, но этого хватило, чтобы расплатиться с долгами и купить син-синто, на который я уже давно положил глаз. Еще и осталось, и я купил мотоцикл.

— Полагаю, пакет не сохранился?

— Нет, конечно же, я его уничтожил. Мне нужно было израсходовать все наличные. Отнести их в банк я не мог: пришлось бы платить налоги и объяснять, откуда у меня деньги.

— Ты ничего не запомнил — какие-нибудь имена, особенности голоса, что угодно?..

— Вы знаете, один момент у меня действительно остался в памяти. Когда тот молодой парень отправился искать своего хозяина, он положил трубку на стол. Но я услышал имя. Парень позвал: «Исами-сама».

— Исами-сама?

— Ну, Исами — это фамилия, а «сама» — уважительное обращение.

— Тебе знакомо это имя?

— Его знает каждый, кто имеет дело с мечами. Кондо Исами, великий убийца из кровавого прошлого. Много поединков и убийств, много мертвых тел. А сейчас это имя взял себе человек с очень высоким самомнением. Об этом также говорит обращение «сама». В нем больше уважения и почтения, чем в обращении «сан». Оно подразумевает высокий авторитет, особый талант, к которому обращается стоящий на много ступеней ниже. Человек, употребивший такое обращение, считает, что этот Кондо Исами добился успеха в жизни, и стремится завоевать его расположение.

Боб отправился за «глоком». Подобрав пистолет, он выдавил патроны из обоймы на землю, вставил обойму в рукоятку и вернул пистолет Кендзи.

— Если мне понадобятся дополнительные сведения, возможно, придется навестить тебя еще раз.

— Если вы попадете в руки к этому Кондо Исами, он выпытает, откуда у вас эти сведения, — испуганно промолвил Кендзи. — Хоть вы храбрый и решительный, но вы ему все расскажете. И тогда меня можно считать трупом.

— Нет, тебя отправит на тот свет этот проклятый мотоцикл, которым ты не умеешь управлять. Тебе надо покататься на площадке с инструктором.

— Я путаюсь в передачах.

— Лучший способ умереть молодым и красивым.

— Все равно, это уже неважно. Можно считать, что меня уже нет в живых.

— Не торопись.

— Вы можете это обещать?

— Могу.

— Почему вы говорите так уверенно?

— Потому что я найду этого Кондо Исами до того, как он найдет меня. Я разрежу его на куски и скормлю воронью.

Она не была лучшей, но определенно очень быстрой. И мужества ей было не занимать. Боб наблюдал за ней со второго ряда. Все происходило далеко на западной окраине, за пределами той зоны, где англоговорящий турист мог рассчитывать на радушную встречу. Здесь никто не брал на себя труд переводить богатым гайдзинам; люди жили, работали и умирали, не думая об Америке. Поэтому перетяжка под потолком над залитым ярким светом татами оставалась без перевода, но Боб рассудил, что цепочка красных иероглифов означает что-нибудь вроде: «Десятое ежегодное первенство префектуры Канагава по фехтованию на мечах среди женщин». Дело происходило в школьном спортивном зале, похожем на тот, в котором сам Боб играл в баскетбол лет тысячу назад. Щиты с корзинами были отодвинуты к стенам и подняты вверх. Резкое безжалостное освещение выхватывало фигуры спортсменок, стремительно мелькающих но площадке и размахивающих мечами.

В основном это были совсем молоденькие девушки. Среди них встречались женщины постарше. Публика наблюдала за происходящим с таким же напряжением, с каким следят за ходом баскетбольного матча на первенство округа родители спортсменов. Первый круг женщина прошла легко, во втором у нее возникли кое-какие сложности, и в полуфинале она уступила в упорной борьбе пятнадцатилетнему дарованию, которое двигалось по площадке настолько быстро, что молния в сравнении с ним казалась ленивой и медлительной. Но Сьюзен Окада оказала достойное сопротивление. Она отражала выпады соперницы, стараясь нанести удар сама, отступала под натиском, затем снова двигалась вперед, уворачивалась, рубила — и все же проиграла. Она пропустила два или три хлестких удара по маске, от которых у нее должно было зазвенеть в голове. Меч синай представляет собой лишь расщепленные бамбуковые палки, скрепленные вместе шпагатом, — оружие внешне довольно грозное, но на самом деле вполне безобидное. И все же удары наносились с такой силой и быстротой, что Сьюзен Окада ощущала нечто сравнимое с хорошей оплеухой резиновой дубинкой.

Когда поединок завершился, она поклонилась своей юной сопернице, поклонилась судье, поклонилась некоему алтарю или божеству фехтования, расположенному сбоку под портретами двух престарелых японцев и изречением, выведенным иероглифами, дошла до своего места в первом ряду и рухнула на сиденье. Боб ждал: приятель? Нет. Муж? Нет. Подруги с работы? Нет. Никого. Она пришла сюда совсем одна.

Весь перерыв Сьюзен Окада просидела неподвижно, уставившись перед собой, по-прежнему босая, с полотенцем вокруг шеи. Сейчас в ней не было ничего женственного. Она выглядела так, как выглядит спортсмен-любитель, потерпевший поражение: усталая, но втайне довольная своим выступлением, еще не готовая покинуть мир спорта и вернуться в реальный мир, где понятия победы и поражения определяются не так четко.

Боб спустился на первый ряд и сел за одно место от нее. Она его не заметила.

— Мисс Окада, вы чертовски хорошо машете палкой.

— Свэггер. Я так и подумала, что это вы.

— Собственной персоной, полный жизненных сил и переполненный злостью.

— Господи, как вам удалось вернуться в Японию? Вы значитесь в списке нежелательных персон, а японцы подобных ошибок не допускают.

— У меня есть кое-какие друзья. Они снабдили меня очень хорошими документами.

— Вы хоть представляете себе, что вам грозит?

— Все предостерегают меня в один голос, что я загремлю по полной.

— За решеткой вам придется ой как несладко.

— Ну, сначала меня еще нужно поймать.

— Если это произойдет, я вам ничем не смогу помочь. Вы нарушили японские законы, приятель, так что в дерьме по самые уши. Вы всецело у них в руках, и вам придется отвечать. Посольство преспокойно умоет руки. У нас не будет выбора. Таковы здешние законы, и мы должны их уважать.

— Просто не зовите полицию, больше я ни о чем не прошу. Кстати, похоже, вы быстро обучились искусству фехтования. Смотрелись вы очень неплохо. Я не шучу. Мне бы не хотелось вызвать ваш гнев, когда у вас в руках будет настоящий меч. Вы нашинкуете меня, словно капусту.

— Свэггер, это очень опасно.

— Позвольте угостить вас пивом. Кажется, вам оно сейчас совсем не помешает, после того как вам хорошенько надавала пятнадцатилетняя девчонка. Черт побери, терпеть не могу, когда такое происходит. Здесь где-нибудь поблизости наверняка должно быть подходящее местечко.