Русский Дьявол - Анатолий Абрашкин

Александр долгое время потворствовал масонству. И все же 1 августа 1822 года последовал высочайший рескрипт на имя управляющего Министерством внутренних дел графа В. П. Кочубея «О уничтожении масонских лож и всяких тайных обществ». «Все тайные общества, — читаем мы здесь, — под какими бы они наименованиями ни существовали, как то: масонские ложи или другие, — закрыть и учреждения их впредь не дозволять». Что же заставило царя поступить таким образом? Непосредственной причиной такого решения мог стать меморандум бывшего прусского кабинет-министра и крупного масона графа Христиана-Августа Гаугвица, предостерегавшего теперь европейских государей от происков своих бывших собратьев по ордену. В представленном на конгрессе «Священного Союза» в Вероне специальном документе Гаугвиц утверждал, что подлинной целью всемирного масонского ордена является «достижение всемирного владычества» путем превращения государей в послушные орудия своих целей.

Однако высочайший запрет лишь загнал ложи в подполье. Деятельности своей они не прекратили, и это в полной мере обнаружилось 14 декабря 1825 года. В письме к своему брату Константину по поводу восстания декабристов император Николай Павлович писал: «Великий Боже, что за событие! Эта сволочь была недовольна, что имеет Государем ангела, и составила заговор против него. Что же им нужно?»

А нужно им было возвести на трон государя-Дьявола. Вот, в двух словах, и вся правда о «героях»-декабристах, да и о масонах вообще.

Первым русским литературным сочинением, в котором являются бесы, видимо, является «Повесть о Савве Грудницыне», памятник XVII века. В ней бес выступает как реальный спутник Саввы, сопровождающий его во всех путешествиях. Тема эта в дальнейшем получила самое широкое развитие. Наши писатели охотно использовали образы Сатаны и его лукавых подданных в своих произведениях. Перечислить всех их — отдельная задача.

Но мы сосредоточимся на творчестве лишь нескольких писателей, внесших в развитие этой темы, как нам представляется, наиболее весомый вклад. Это М. Ю. Лермонтов, Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский, Л. Н. Андреев и М. А. Булгаков. Каждый из них создал свой, неповторимый мир демонических образов. Эти миры очень непохожи, хотя восходят к одному персонажу — Черту (русскому эквиваленту Дьявола).

Черт — самый популярный персонаж народной демонологии, сложившейся уже под влиянием христианства с его устойчивыми представлениями о Сатане, Дьяволе и всевозможных бесах. В русских народных сказках все сюжеты с Чертом достаточно позднего происхождения, он заведомо моложе Бабы-яги или Кощея Бессмертного — наиболее древних наших божеств. О происхождении слова «чёрт» лингвисты до сих пор спорят, достаточно убедительных объяснений на сей счет пока не представлено. Но то, что происхождение прозвища Черт следует связывать с именем древнего языческого бога Чура, думается, отрицать никто не станет. Новая гласная в корне слова могла начать произноситься, когда имя бога стало ругательным. Общеупотребительными заменителями ругательств часто становятся слова, близкие им по звучанию, не относящиеся к словарю ненормативной лексики. Так, многие россияне круглый год в дело и не в дело поминают масленицу с ее ритуальными блинами. Точно также слово Чур могло породить Черта, причем в этом переименовании можно углядеть и глубокий содержательный смысл.

У наших предков-язычников Чур почитался покровителем и защитником границ поземельных владений. На межах своих участков земледельцы насыпали бугры, огораживая их частоколом, и такого бугра никто не смел разрыть из опасения разгневать божество. Порубежная полоса считалась неприкосновенной, никто не мог переступить ее своевольно. В определенные дни глава семейства обходил владения по этой черте, гоня перед собой жертвенных животных, пел гимны и приносил дары божеству; здесь же, на некотором расстоянии друг от друга, ставились крупные камни или древесные стволы, носившие названия термов. В яму, в которой утверждался терм, клали горячие угли, хлебные зерна, караваи, плоды, лили мед и вино. Здесь все было подвластно Чуру, и место, где он главенствовал, получало таинственное освящение. Потому-то за черту родовых владений и не дерзали переступить враждебные духи. Позднее на межах начали ставить изображение Чу-ра. Несмотря на грубость работы и ничтожность того материала, из которого вырубались его изображения, они почитались священными и неприкосновенными. На полях, отвоеванных у дремучих лесов и необозримых степей, Чур оберегал границы владений разных хозяев, удерживал дерзких и своевольных нарушителей, останавливал чужую разгулявшуюся соху, тупил расходившийся топор. Параллель, а впоследствии и замещение Чура Чертом стало возможно потому, что Чур охранял черту, границу заповедного пространства. Слово «черта» выступало главным, ключевым при его характеристике.

Мы в очередной раз убеждаемся, что фигуры христианских демонов рождались на основе языческих первообразов. Бедный Хома Брут из гоголевского «Вия», когда рисовал спасительный круг вокруг в себя в церкви, воспроизводил древнейший языческий обряд, призванный оберечь его от чуждого божества (в данном случае Вия и его компании). Но и Вий, и сам Чур изначально воспринимались как божества! В Черта, олицетворяющего все зло и всю нечисть в мире, Чура превратило христианство.

Узнать Черта — значит заглянуть за черту. Но это уже не граница землевладельца, черта эта символическая, и обозначает она пределы мира иного, нематериального, мира душ и духовных сущностей. В разных культурах картина запредельного царства рисовалась по-разному. По представлениям наших далеких предков, наследников культуры северных охотников-индоевропейцев, тот и этот миры разделяет Огненная река (граница аврорального овала). Эта река служит границей того и этого света — двух светлых (!) царств. Наши сказки говорят о «том свете», но не о «тьме», «мраке» или даже «сумраке». Никто из русских людей никогда не говорил «та тьма». Русским несвойственно нежиться в «темных религиозных лучах». Эту особенность мышления наших пращуров прекрасно подметил Даниил Андреев, написав:

Темное царство тоже существовало, но его образ возник как своеобразная тень «того света», его темная половинка, высветившаяся (!) при более внимательном вглядывании в его картинку. В народной сказке «Иван-царевич в Подземном царстве», записанной Н. Е. Ончуковым в начале XX века в Архангельской губернии, говорится (в тексте сохранены особенности северного говора):

« Шейчас Иван-царевич летел, летел и пал на землю, в подземельно царево; пал и прохватилса, стал смотреть — тьма, не видно свету, тольки слышит, что вода шульчит, ручей бежит. Он припал к ручью, пошшупал рукой, куда ручей бежит, по ручью и пошол, шол, шол, стал свет падать, вышол в подземельно царево; там таков же свет, как и у нас. »