Пять жизней. Нерассказанные истории женщин, убитых Джеком-потрошителем - Хэлли Рубенхолд

на руках «матери» призван был разжалобить прохожих и заставить их раскошелиться. Позже Элизабет вернулась за ребенком. Когда же Мэри справилась о малыше, Элизабет солгала, что отвезла девочку в Бат и оставила в семье своего первого мужа[219].

Кроме Мэри Малкольм еще одним человеком, водившим долгое знакомство с Элизабет, была Кэтрин Лейн, жена рабочего. По словам Лейн, они с Элизабет познакомились, когда Страйд впервые поселилась в доме № 32 на Флауэр-энд-Дин-стрит, примерно в 1881–1882 годах. В тот период они с Элизабет виделись почти ежедневно. Поскольку ночлежка была единственным местом, которое Элизабет могла с натяжкой назвать постоянным «домом», она часто наведывалась туда, даже когда жила с Майклом Кидни. При этом удивительно, как мало, в сущности, знали о ее жизни и Кэтрин Лейн, и администраторша ночлежки Элизабет Таннер, учитывая, что общались они довольно часто. Они не знали ни ее фамилии, ни возраста. Майкл Кидни считал, что ей немного за тридцать, а Энн Миллз, своей соседке по ночлежке, Элизабет сказала, что ей «больше пятидесяти»[220]. Никто не догадывался, где она родилась. Элизабет так хорошо научилась говорить по-английски, что некоторые ее знакомые даже не подозревали о том, что она шведка. Помимо вранья о «Принцессе Алисе» она солгала своим друзьям, что родом из Стокгольма. Лишь Свен Олссон, клерк Шведской церкви, к которому Элизабет регулярно обращалась за благотворительным пособием, имел верное представление о ее прошлом из записей в церковных регистрационных книгах. Увы, за все время, что Элизабет прожила в Уайтчепеле, у нее так и не завязалась крепкая дружба ни с кем из знакомых: она держала на расстоянии даже тех, кто полагал, что знает ее хорошо.

В конце сентября 1888 года Элизабет в очередной раз вернулась в дом № 32 по Флауэр-энд-Дин-стрит после того, как у них с Майклом Кидни, по словам Кэтрин Лейн, произошла «перепалка». Элизабет уходила от Кидни уже не в первый раз; ей было не привыкать. Она собрала вещи, поговорила с соседкой, «миссис Смит», и оставила ей на хранение сборник псалмов на шведском[221]. В ночлежках старались не оставлять ценных вещей, и дом № 32 по Флауэр-энд-Дин-стрит ничем не отличался от других ночлежек в этом отношении. Общественный реформатор Томас Барнардо утверждает, что 26 сентября видел Элизабет Страйд на общей кухне ночлежки: она сидела в женской компании. Барнардо выступал за улучшение условий жизни детей и пришел поговорить с местными женщинами о том, как им живется с детьми в ночлежках и что можно сделать, чтобы повысить качество их жизни. Но обитательницам ночлежки гораздо больше хотелось обсуждать убийства в Уайтчепеле, которые «напугали их не на шутку». В какой-то момент «одна несчастная, вероятно пьяная, озлобленно воскликнула: все мы обречены, никому нет дела, что с нами станется! Следующей убьют кого-то из нас! Если бы нам хоть кто-нибудь помог еще много лет назад, мы бы никогда не оказались здесь!»[222] Впоследствии Барнардо предположил, что именно Элизабет Страйд произнесла эти слова, но, по правде говоря, таких Элизабет Страйд был целый Уайтчепел: любая женщина могла оказаться на ее месте, и она говорила за всех. Элизабет стала безымянной бродяжкой, ее историю можно было стереть, изменить, и никто ничего бы не заметил, настолько безразлична она была всему миру, настолько никому не было дела до того, что с ней случится. Она использовала эту анонимность как оружие выживания, покуда могла.

Двадцать девятое сентября для Элизабет ничем не отличалось от других дней. В тот день в дом № 32 по Флауэр-энд-Дин-стрит пришли маляры белить стены. После того как работа была закончена, Элизабет и Энн Миллз убирались в комнатах. За это Элизабет Таннер заплатила им по шесть пенсов. Затем Элизабет пошла в паб «Голова королевы» на Коммерческой улице пропустить рюмочку, где снова встретилась с Элизабет Таннер. При этом Таннер заметила, что Элизабет отправилась в паб «без шляпки и плаща». Впоследствии читатели газет обратили на эту деталь самое пристальное внимание[223]. В трущобах проститутки, искавшие клиентов, часто «открывали фигуру», не надевая лишней одежды. При этом женщины, торговавшие собой, нередко одевались «броско», и даже самые бедные носили шляпы с перьями и прочими украшениями. Если Элизабет отправилась в «Голову королевы» в поисках клиента, ее попытки не увенчались успехом, и около половины седьмого они с Таннер вернулись в ночлежку. Примерно в это же время она, должно быть, вручила администраторше деньги за ночлег.

В газетных репортажах о последних перемещениях Полли Николс и Энни Чэпмен множество несоответствий и противоречий. То же самое можно сказать о хронике последних часов жизни Элизабет Страйд. Некоторые издания – например, «Вестерн дейли пресс» – подтверждают, что Элизабет Таннер получила от Страйд оплату за ночлег, но в «Дейли телеграф» написано прямо противоположное. Если Страйд заплатила за койку, то явно намеревалась вернуться в ночлежку той ночью. Планируя отлучиться на несколько часов, Элизабет попросила Кэтрин Лейн присмотреть за отрезом зеленого бархата, который где-то раздобыла – видимо, чтобы впоследствии заложить. Наконец, прежде чем уйти, она прихорошилась и одолжила щетку, чтобы счистить грязь со своего единственного платья.

Куда и с кем отправилась Элизабет? Пожалуй, это одна из самых непостижимых загадок, окружающих смерти пяти канонических жертв. Поскольку Элизабет никому не раскрывала подробностей своей жизни, прошлой и настоящей, невозможно точно установить, какие планы у нее были на вечер. На дознании никто ни смог ответить, состояла ли она в связи с другим мужчиной или мужчинами помимо Майкла Кидни. Никто ничего не знал о ее привычках, любимых пабах и людях, служивших ей постоянными спутниками, да и были ли такие люди – неизвестно. По правде говоря, смерть Элизабет Страйд дала ее немногочисленным знакомым понять, что они совсем ее не знали. Вероятно, именно этого Элизабет и добивалась.

О том, что она делала той ночью, свидетельствуют лишь несколько очевидных фактов. Результаты вскрытия показали, что она ела картошку, хлеб и сыр. Можно с определенностью сказать, что она употребляла алкоголь. В какой-то момент у нее появился букетик, который она сама или кто-то другой прикрепил к корсажу ее платья: одна-единственная красная роза и адиантум. Она носила с собой кашу, или леденцы для свежести дыхания. Должно быть, у нее нашлись лишние деньги, чтобы их купить, или же это был чей-то подарок. Судя по всему, она вышла развлечься или встретиться с кем-то. Возможно, встреча была запланирована заранее, а может быть, и нет. Нельзя также исключать и то, что она вышла на улицы в поисках клиента или мужчины, который впоследствии мог бы стать ее постоянным партнером. В «Норт Лондон ньюс» описывается ее костюм в ночь убийства: «выцветшее черное платье из дешевого сатина с бархатным лифом,