Все умерли, и я завела собаку - Эмили Дин

Но я находила массу поводов этого не делать. Во-первых, программа была недешевой. Во-вторых, подруги живьем меня съедят за это. Плюс наверняка это какая-нибудь чушь, придуманная нарциссом-гуру, который заставит меня ходить по горячим углям. А потом не позволит лечить ожоги третьей степени, потому что мне нужно «по-настоящему почувствовать силу этой боли».

Папа всегда терпеть не мог подобное самокопание. Он называл это «поверхностным калифорнианством» и утверждал, что это результат «эгоистического десятилетия». Так что медлить меня заставлял еще и врожденный культурный снобизм. Я была ядовитой жительницей большого города, которая не принадлежала к кругу тех, кто посещает подобные мероприятия. При мысли о них мне сразу приходили на ум потрепанные браслеты дружбы, вдохновляющие цитаты и серьги, которые уравновешивают чакры.

И все же я почему-то вернулась к процессу Хоффмана. Как-то вечером я засиделась за компьютером, разыскивая в интернете информацию по запросу «как пережить неожиданную смерть всей семьи». Я нашла пост женщины, у которой убили сестру. Она писала, что процесс Хоффмана помог ей справиться с мучившим ее гневом из-за этой утраты. А потом я нашла другие посты. Музыкант Голди написала: «Это спасло мне жизнь». Актер Танди Ньютон назвал семинар «жизненно необходимой вещью для души». Даже уважаемый психолог Оливер Джеймс настоятельно рекомендовал этот процесс, утверждая, что он избавляет от «слоев рубцовой ткани, созданной опытом прошлого».

Сам процесс был окутан тайной. «Выпускники» (я сразу представляла себе босых людей, с поклоном принимающих свитки из рук бородатого мужчины в шафрановой тунике и бусах) никак не описывали деталей курса. Я стала искать «плохие отзывы о процессе Хоффмана», чтобы подтвердить свои худшие страхи. Но, к моему удивлению, оказалось, что все шли практически по одной и той же траектории: начинали с цинизма, затем эмоционально вовлекались и завершали процесс с чувством облегчения.

Несколько месяцев назад я решила отказаться от антидепрессантов. Я чувствовала, что препараты выполнили свою цель – вернули меня к нормальному существованию. И я понимала, что моя депрессия больше связана с жизненными обстоятельствами, чем с моим медицинским состоянием.

Но утраты открыли мне тяжелую истину, заставили признать то, на что у меня никогда не хватало смелости. Я поняла, что всю моя жизнь была лишь дополнением к тем, кто меня окружал. Теперь у меня не было отца, на которого я могла злиться, не было матери, которая вела мой жизненный сценарий, не было Рэйч, которая всегда говорила мне, что делать. И я как-то потерялась.

Порой их неожиданное коллективное исчезновение казалось мне каким-то обманом. Меня словно пригласили на непрерывную драму, оставляющую в тени другие семьи, но не предупредили, что драма эта закончится массовой гибелью. Я оказалась единственной выжившей в собственной «Игре престолов»: как и положено в этом сериале, авторы сознательно убивали одного любимого героя за другим.

Я спросила у Сью о процессе Хоффмана.

– Это же не обычная психотерапия, которой занимаемся мы с вами. Это может стать настоящей катастрофой! – сказала я, боясь, что Сью моих планов не одобрит.

– Если вы хотите это сделать, значит, это вам нужно, – ответила Сью. – Это ваше решение, и принять его можете только вы сами.

На работе я забросила статью про рождественские подарки, которую нужно было отредактировать, и вернулась на сайт процесса Хоффмана. Я снова принялась изучать раздел часто задаваемых вопросов. Там говорилось, что кандидатов сначала анализируют, чтобы понять, соответствует ли их состояние необходимым требованиям. Если человек проходил курс психотерапии, организаторы связывались с терапевтом. В верхней части страницы ярким оранжевым шрифтом мерцала надпись: «На наш октябрьский курс в Ирландии осталось еще несколько мест!»

Через час наступил обеденный перерыв, и я отправилась на набережную Саут-Бэнк. Я твердо решила позвонить в организацию Хоффмана. Возле Темзы группа школьников с визгом и криками делала селфи. Пара, вышедшая из отеля «Мондриан», куда-то направилась, прижавшись друг к другу на холодном ветру. Студенты в весьма смелых кроссовках, оживленно болтая, шагали к сетевому ресторану суши.

– Мне кажется, что я просто наблюдаю за тем, как другие живут своей жизнью, а сама лишь считаю дни, – неожиданно для себя сказала я постороннему мужчине, который ответил на мой звонок. – Кроме того, я пережила немало утрат. Фактически я потеряла всю семью.

Тон мой стал немного напряженным. Мне не хотелось, чтобы меня приняли за «скучающую бездельницу, у которой слишком много времени и денег».

– Понимаю, – спокойно ответил собеседник. – Что ж, давайте поговорим о процессе. Вы можете еще подумать. Но, похоже, мы сможем помочь вам, Эмили.

* * *

Я погладила свой стикер со словами «НЕДОСТОЙНАЯ ЛЮБВИ» и огляделась вокруг. Шестнадцать человек написали на своих стикерах собственные «слова» – то, что они больше всего боялись открыть окружающим. Свои «слова» я открыла благодаря Сью. Удивительно, но, когда нам предложили их выбрать, я написала их, ни на минуту не задумавшись. Я не могу вспомнить ПИН-код от своей кредитки. Мне пришлось пройти целый университетский курс, чтобы понять разницу между словами «обнаженный» и «голый». Но свое «слово» я знала безошибочно.

Впервые некоторых участников семинара я увидела в аэропорту. Садясь в большой автобус, который должен был отвезти нас в уединенный дом в нескольких часах езды от Дублина, мы нервно улыбались. Наше общение напоминало болтовню участников, которым предстояло войти в дом «Большого Брата»: «На что, черт побери, мы подписались?» – «Я просто умру без своего телефона!»

Среди нас был симпатичный мужчина с Ближнего Востока в дорогой одежде для отдыха. Он буквально излучал мужскую силу. Всю дорогу он не снимал наушников. Я решила, что он относится к тому типу людей, которых я просто ненавижу. Высокомерный и самовлюбленный. Я назвала его Кронпринцем, поскольку держался он с царственной надменностью. Другой мужчина был явным интровертом. Он спокойно и даже с радостью позволял другим участникам управлять разговором. Меня сразу же привлекла его спокойная аура. В автобусе я разговорилась с растрепанной блондинкой в обтягивающем топе – она напомнила мне инструктора по йоге. Она казалась милой и очень хрупкой. Я решила, что она может стать моей подругой, и прозвала ее Богемной Девушкой. К нам присоединилась еще одна дама, настоящая дама, с элегантной прической, в строгом блейзере и с безукоризненными зубами. Ее я назвала Блондинкой из Белгравии.

С остальными мы познакомились уже на месте. Мы приехали в слегка обветшавший дом, окруженный красивым садом. Я смотрела на этих людей, гадая, что за секреты они скрывают и почему решились на этот необычный шаг. Я познакомилась с двумя женщинами, с которыми мне предстояло жить в деревянной пристройке: элегантная пепельная блондинка лет сорока и очень приятная мать семейства с заразительным смехом. Разбирая вещи, мы были очень предупредительны друг к другу и предлагали поделиться косметикой, словно нервные первокурсницы в общежитии. Но светской беседы, которая обычно сглаживает неловкость знакомства, почему-то не получилось. Всей маскировке было суждено слететь в течение следующих восьми дней.