Три дня без чародея - Игорь Мерцалов

— Какое письмо? Остынь и внятно скажи, — потребовал князь.

— То письмо, что я тебе вчера от Наума принес, — сладил со взволнованным дыханием ученик чародея. — Что в нем было?

Князь пожал плечами:

— Того не ведаю. Был у меня уговор с Наумом: когда он в Ладогу отправится, я это письмо нужному человеку передам. А заглядывать в него — сам понимаешь…

— Конечно. Так и подумал я, когда о письме вспомнил. А вот рассуди, Велислав Радивоич: чародеи зерцала имеют еще похлеще твоего «петушка», — тропами тайными ходить могут. И зачем же было Науму при всем при том посылать письмо путями земными?

— У человека, которому оно предназначено, нет ни «петушка», ни чего-то подобного, — помедлив, ответил князь. — Он, в крайнем случае, голубиной почтой пользуется.

— Вот как? И что же, письмо с голубем полетело? — спросил Упрям.

— Нет.

Князь еще не понял, к чему клонит отрок.

— Велислав Радивоич, а я вот иначе думаю. Понимаешь, Светорад сегодня со мной говорил через зеркало — и так говорил, что ясно было: опасается он вражеского послуха. Не доверяет зерцалу. Значит, не так оно надежно…

— Глупости говоришь! — решительно мотнул головой князь. — Было бы так, Совет Старцев предупредил бы князей. Ведь все правители славянские с «петушками» ходят, бояре многие. Нет, ни один правитель не стерпел бы.

— Что же тогда было Светораду маяться? Ну ладно, положим, он тоже мне не доверял. Но зачем по важным вопросам Совет в Ладоге собирается? Говорили бы зерцала.

— Хорошо, — согласился князь, искоса глянув на своего «петушка», которого рассеянно крутил в руках. — Это другой вопрос. Ты про письмо говорил…

— Вот слушай, Велислав Радивоич. Что может быть в письме, которое следует отправить вместе с отъездом в Ладогу? Наверняка что-то связанное с этим отъездом. Наверняка что-то важное…

— Да ты не размышляй вслух, это все я и сам сказать могу. Коли до чего дельного додумался — говори.

— Оправдание Наума в том письме! — уверенно сказал Упрям. — Я уж думал: ничего не говорил мне, вперворяд, потому что был уверен — обвинения от одного слова по ветру дымом пойдут. А вдругоряд, потому что знал многое, но не все. Хотел выждать, увидеть, как дальше дело пойдет. А оно так пошло: понимали враги, что нечем по уму-то Наума очернить, и напали на него. Убить решили, чтоб уже не мог оправдаться. И вот на всякий-то случай Наум кому-то что-то отписал. Если то письмо отыскать — многое, мыслю, узнаем.

Князь задумчиво посмотрел на Упряма, потом вдруг подошел к окошку и, открыв его, положил «петушка» на подоконник. И спросил, как ни в чем не бывало:

— У тебя «петушка» с собой нету?

— Н-нет, Наум до таких вещей меня не допускал еще.

— Жаль. А может, правильно делал. Привыкаешь к чуду, потом без него как без рук. Истощился, — пояснил Велислав, указывая на зеркальце. — Немудрено — столько разговоров за день. Теперь до вечера, самое меньшее, на солнечных лучах держать надо. А небо, как назло, хмурится — дождю быть. Вот же не вовремя… Ну ладно. Думаю, ты прав. Но сделать уже ничего нельзя. Письмо Наум просил отправить волхву Нещуру, что в Перемыке обитает. У него голуби не голуби, а птицы верные, он уже с ними в Ладогу отправит.

Упрям Нещура никогда не видел, но знал про него: волхв этот вместе с Наумом в свое время к упырям ездили. Договор заключать. Да и в Перемыке, небольшом городишке, жил, чтобы за Тухлым Городищем легче было наблюдать. Порой прилетали от него к дивнинскому чародею с записками на лапах птицы разные, но чаще соколы — вернейшие друзья Нещура.

— До Перемыка полтораста верст, — продолжал князь. — Сегодня вечером гонец, лошадей сменяя, уже на месте будет.

— Если только… вообще доедет.

— Это ты о чем?

— Бурезов видел, как я письмо тебе отдал, — проговорил Упрям. — Если я прав, и враг именно он, гонца давно уже перехватили.

— Это ты брось, — раздраженно кинул князь. — Даже если ты прав — ни Бурезов, никто другой не знает, что это за письмо, с кем, куда и как отправлено. Со вчерашнего дня я троих гонцов разослал и пять голубей почтовых выпустил. Что ж, за каждым охота пойдет? Тем паче что письмо, может быть, для меня предназначалось. На словах между нами вчера о посылке ничего не было сказано.

— Это дает надежду, — согласился Упрям. — А для кого оно, в конечном счете?

— Для… ах, неладная! Для Светорада же оно! А он завтра здесь будет. И «петушок» заглох — не сообщить в Ладогу.

— Светорада я постараюсь предупредить, — сказал Упрям. — Что ж, спасибо, князь-батюшка, что не прогнал.

— Иди. Не забудь — завтра с утра…

Пропустив Непряда, ученик чародея зашагал прочь. Невдогад подкараулил его за ближайшим углом и, слова доброго не молвя, ловко вцепился в шею:

— Заклинание или жизнь!

По лицу трудно было понять, шутит или нет. Упрям протянул ему бересточку и спросил:

— Невдогад, а ведь княжьи гонцы, как и Охранная дружина, при Болеславе состоят? Не подскажешь, где найти мне боярина?

— Айда, покажу, — завладев заветной грамотой, Невдогад быстро успокоился и подобрел. — А что это Непряд к батюшке ломится?

— Вызван. Князь велел ему явиться, как только про бургундские монеты услышал.

— Разумно, — кивнул Невдогад. — Он вернее знает, где какие деньги в городе. Надо бы и мне с ним парой слов перекинуться, как с батюшкой поговорю.

Болеслав отыскался возле детинца. Сверкая грозными очами, он готовил к выходу смену стражи на ворота, придирчиво осматривал: одежа ладно ли сидит, брони до блеска ли начищены?

— Теперь главное, вопрос к старшинам: что делать надлежит, коли увидите так называемую «горлицу»? Переплут!

Десятник Переплут, ступив шаг вперед, отбарабанил:

— Шуму не поднимать, незаметно окружить, тихо подойти, тихо уговорить! А вот что делать, боярин, коли та «горлица» крылышками станет махать?

— Тогда силой брать, — разрешил Болеслав. — Но если хоть перышко с нее упадет…

— Нет! Как можно? Да что мы, звери, что ли, не смыслим ничего? — загомонили дружинники разом — по-видимому, все без исключения знали, о какой птице речь идет.

— Ну-ну, — слушая их, негромко хмыкнула «горлица».

Упряма ошуйник встретил взором не очень светлым, и тот припомнил, что и достойного боярина вчера обманул, не рассказав про орков. «О, Троян, в кого превращаюсь — во врушу оголтелого?..»

Однако необычную просьбу Упряма Болеслав выслушал не перебивая и выполнил тут же. Кликнул подвернувшегося отрока, послал в детинец, и вскоре тот вернулся с искусно сделанной пряжкой черненого серебра.

— Вот любимая вещь того гонца. В дорогу ее никогда не берет — обронить боится.