Таинственный двойник - Юрий Торубаров

– Отпусти, – пытается крикнуть он.

Но шум моря забивает его крик. Силы покидают Санда. Он почувствовал, как кто-то тянет его за руку.

Так Клыкастый вытащил своего хозяина, а вместе с ним, как оказалось, Фодыха, который уцепился за Санда.

Долго они отлеживались, приходя в себя. Когда отлежались, их взяло отчаяние: куда идти голышом?

– Ладно, что-нибудь придумаем. Правда, Клык? – он взял волка за уши и потерся нос к носу.

Клыкастый визгнул.

– Жрать просит, – сказал Осман, проглотив слюну.

– Давайте пройдемся по берегу. Своих поищем, да море, может, что выкинуло, – предложил Санд.

Делать было нечего, и они пошли.

В одном месте скала преградила путь, и им пришлось ее обойти, зайдя в море. Дольше всех не хотел заходить в море Осман. Санд, стоя по колено в воде, рассмеялся:

– Ты его, наверное, так полюбил, что топтать не хочешь.

– Да, – ответил Осман, – если на этот раз не найдем твою Настеньку, я поеду хоть на край света, но только не морем.

Санд и Фодых засмеялись.

Вдруг Фодых остановился. Над глазами ладонью сделал козырек и заорал, показывая рукой вперед. Они посмотрели и увидели какое-то непонятное темное сооружение, резко выделявшееся на песчаном фоне. Все ускорили шаг. Когда подошли ближе, поняли, что это сильно потрепанный корабль.

– Не наш ли? – сделал предположение Фодых.

– Сейчас посмотрим, – ответил Санд и почти бегом направился к нему.

Обойдя его, он крикнул:

– Скорее сюда.

Когда Осман и Фодых подбежали, то увидели своих воев. Их била мелкая дрожь. Они еле выдавили из себя вялую радость. Видать, непредвиденное «купание» здорово их напугало.

После коротких объятий Санд спросил, показывая на корабль:

– Наш?

Те утвердительно закивали.

Начинался прибой, и еще пока слабые волны пытались стащить корабль в море.

– Может, что сохранилось? – Осман показал на него.

Все поняли, что он имел в виду, и стали осматривать судно. И чудо: их вещи оказались целы. Только они были придавлены телами разбойников. Их похоронили, вещи забрали и, воздав славу богам, тронулись в путь искать дорогу на Константинополь. Но с деньгами, которые сберег Фодых, сделать это оказалось нетрудно.

Город открылся им как-то враз. Первым увидел его Фодых, воскликнув вопросительно и в то же время радостным тоном:

– Константинополь?!

– Он, – безразлично ответил возница и натянул вожжи.

Чтобы лучше его рассмотреть, Санд соскочил с повозки и взбежал на пригорок. Перед ним открылась чарующая панорама города.

Вот он, город на семи холмах! Рим. Второй. Санд смотрел на него глазами десятков, сотен, а может, миллионов человек, которые вот так, впервые за девятьсот лет его существования, видели это чудо, созданное людскими руками.

Санд смотрел на волшебные купола Софийского собора. В его взгляде была надежда. Может быть, там, в этих городских дебрях, живет его Настенька. Рабыня. Злобный хозяин измывается над ней. Нет! Он освободит ее! И представляет он, как она бросается ему на шею. И они едут вдвоем.

– Эй, – кричат снизу, – пора спускаться. Лодка ждет!

Да, надо переправляться на тот берег. Его ждет лодочник, пожилой грек с редкими белесыми волосами, отмытыми морской волной, худым морщинистым лицом, с девичьими большими глазами.

– Вам куда? – оттолкнувшись веслом от берега, спрашивает он, глядя на Фодыха.

– В Галату, – отвечает тот, покрепче хватаясь за борт.

– А, – говорит он, ставя парус.

– Торговые люди, значит. Торговать – хорошо, воевать – плохо.

Его движения расчетливы, отшлифованные долгими годами.

– Почему плохо, старик? – спрашивает Осман, подвигаясь поближе к Санду. – Войну начинает сильный, когда слабый мешает или не дает ему жить.

Парус надувается, лодка весело бежит по волнам. Они изредка перехлестывают через борт, пугая не привыкших к этому приезжих. Лодочник настолько вжился в это дело, что уже не глазами, а дряблой кожей чует, куда надо направлять свою посудину.

– Наверное, ты прав, – он смотрит на Османа, – наш Михаил разбил Карла Сицилийского при Эпире, да франков в Морее, вот они и перестали к нам лезть. А раньше пришли оттуда, – он показал большим пальцем за спину, на запад, – люди с крестами. Тринадцатое апреля нам запомнится на всю жизнь. Взяв штурмом город, они трое суток грабили, насиловали и жгли его. Еще и сегодня вы увидите следы их злодеяний.

Так, за разговорами, они и не заметили, как зашуршало днище по прибрежной гальке. Пока Фодых рассчитывался, остальные освободили лодку от своего груза. Напоследок лодочник, прежде чем оттолкнуть ее от берега, пояснил:

– Видите тропу? – он показал рукой в сторону огромной сосны.

Путники закивали головами.

– Поднимайтесь по ней. Наверху будет дорога. Пойдете по ней влево. Там будет церковь. За меня в ней свечку поставьте. За церковью недалеко и будет ваша Галата. С Богом, – крикнул он и оттолкнулся.

– Как красиво! – вздохнул мечтательно Санд, оглядывая обросшие, скалистые берега и волнующую зыбь голубой лагуны.

Лодочник сказал правильно. Вскоре они подошли к церкви. Двери в нее были открыты, и Санд сбросил с плеч тяжелый мешок.

– Подождите, – сказал он.

У порога Санд остановился. Почему-то сильно забилось сердце. Да как иначе! Только второй раз за все время мытарств ему удалось посетить Божий храм. И каждый раз он чувствовал что-то родное, все больше понимал, что для него нет ничего дороже этого вида, запаха ладана и этих застывших лиц на иконах с проникновенным взглядом. Поставив свечи за себя и за лодочника, помолившись перед иконой Божьей Матери, он вышел наружу.

– Ну ты как заново на свет родился, – заметил Осман, глядя на его одухотворенное лицо. А Фодых, между прочим, время даром не терял. Пока Санд находился в церкви, он разузнал дорогу на Галату.

Там Фодых быстро разыскал дом старого знакомого Юнуса. Жил он на тесной улочке в двухэтажном домике. На первом этаже у него была лавка, и торговал он разной мелочью. По виду комнат можно было догадаться, что средства у него есть. Для гостей он освободил две комнаты. Угостил их с дороги и только после этого стал слушать, зачем они пожаловали в Константинополь.

Юнус был купец средних лет с густой копной черных жестких волос, на которых уже стали появляться первые признаки инея. Как и у всех южных людей, лицо у него было загорелым. Черные выразительные глаза таили в себе и ум, и хитринку, без которой торговому человеку просто нельзя обойтись.