"Абрамсы" в Химках. Книга третья. Гнев терпеливого человека - Сергей Анисимов

– Вернутся, – убежденно сказал он. – Просто обязаны. Пошли дальше по маршруту, но вернутся. И тут-то мы их и встретим, а?

– Да хрен, – очень конкретно возразил комвзвода. – Это же четверка.

– Хреново, – тут же согласились с ним. – И даже не просто хреново, а вообще. Четверка – это кранты нам всем. Вы что, совсем уже?

Все как-то сразу будто протрезвели. Открыть огонь с земли по четверке «Черных Ястребов», имея такие ограниченные огневые возможности, как у них… Исход такого был совершенно, абсолютно однозначным – без каких-либо вариантов. Решили все же подождать. Подобрались поближе, начали готовить уже отобранные и размеченные позиции. Маскировать их со всей тщательностью, на какую способны люди, мечтающие прожить еще хотя бы сегодняшний день. Командир взвода разведки бегал и орал, как будто его непрерывно кололи шилом в одно место. Всех офицеров и сержантов он накрутил так, что те знали, куда плюнуть, если приспичит. Строго «довел до сведения», что, если возвращается та же четверка, – ну ее на фиг. Жизнь дороже, чем стремление пару раз выстрелить перед своей неизбежной гибелью. Действовать, только если будет одиночка, максимум пара из контролера и прикрывающего. Николай все равно опасался, что у кого-нибудь в самый ответственный момент не выдержат нервы, и тогда сразу конец всем, но вариантов он уже не видел.

Четверка, однако, не появилась ни через час, ни через два: видимо, вернулась другим маршрутом. Все продолжали ждать уже по привычке – просто потому, что сделали уже многое. И, к общему удивлению, и даже внезапной нехорошей радости, дождались.

Это оказался все же не одиночка – пара. Ну, так жизнь давно уже отучила всех от халявы. Пара боевых вертолетов – это много, это реально много и очень страшно. Это значит, что кто-то сейчас обязательно погибнет. Но они были уже готовы ко всему.

«Черные Ястребы» точно вышли на окончательно уже прогоревшее кострище. Николай машинально посмотрел на часы: было 20.05. До заката почти полчаса. Что, в этом и смысл? Осмотреть все еще на свету, но отходить, если что, уже в сумерках, когда в вертолет с земли без современной электроники хрен попадешь?

Два расширяющихся круга, как ищут что-то собаки. Они и были похожи на собак: не на акул, как ему показалось днем. На тех скорее похожи наши, которых он сто лет уже не видел. А эти именно на собак, типа лабрадоров, например. Немного «Ястребы» все же уже устарели… Но менее смертоносными не стали. Снова заныло холодом внизу живота.

Над буквой «К» один завис и висел минуты две, а второй в это время сделал еще один круг. Куда они сядут? К кострищу, проверить остывающие железяки или к метке о помощи, выцарапанной на земле, как сакраментальное «HELP!» на пляже необитаемого острова? Еще полминуты, еще один круг. Потом оба немного снизились и начали еще один. И вот тут первый как-то более резко пошел на снижение, и они поняли, что пилоты наконец-то решились.

– Готовность! – диким, не своим голосом произнес лежащий рядом с Николаем разведчик.

Доктор ничего не ответил, даже не кивнул. Он давно был готов. Вот сейчас, еще секунда. Еще две.

Севшую машину они отлично видели через кусты: она оказалась прямо на краю выбранного сектора обстрела и чуть дальше, чем хотелось бы. Но они все равно почти угадали. 80 метров, едва ли больше. И глупо жалеть: выбери американцы площадку чуть поближе – и могли бы увидеть ждущий их коллектив. Или почувствовать. И наблюдатель был совершенно прав: на машинах не было ни опознавательных знаков, ни тактических номеров или меток. В начале войны было совершенно не так. Все меняется.

Ревущий вой турбин изменил тон: пилот гасил обороты. Винты еще крутились, но машина уже не висела в воздухе, она прочно стояла на земле. От кабины скользнул согнувшийся силуэт, через мгновение за ним последовал второй. Кто там остался? Бортстрелок? Первый пилот? Кто десантировался: члены штатного экипажа или все-таки десантники? Второй вертолет закладывал очередной круг на высоте метров в пятьдесят: но уже подальше, уже не так близко. Сколько-то секунд у них будет.

Двое на земле остановились, так же согнувшись. Теперь они были ровно на оси намеченного сектора обстрела. Помните такую детскую игру, «12 палочек»? Мы в нее играли, когда не было смартфонов, когда дети еще гуляли во дворах. Одним из компонентов игры было «следовать за стрелочками», начерченными мелом на асфальте или выцарапанными на земле какой-нибудь палочкой или камешком. Высадившиеся американцы сейчас увидели ровно то, что хотели увидеть: огромная буква «К», которую отлично видно с воздуха, и мелкая стрелка, которую видно только с земли. Сейчас потенциальные спасатели испытали огромное облегчение: да, они совершенно верно поняли то, что им хотели сказать. Сейчас они всех спасут.

Пара побежала по указанному стрелкой направлению и почти тут же наткнулась на вторую такую же стрелочку. Еще двадцать метров. И вот с этого момента все начало происходить мгновенно, одновременно. Уследить за всем сразу было совершенно невозможно, даже если заранее знать, что и как должно делаться, и Николай полностью сосредоточился на одном, на своем, – на том, что было поручено ему.

– Ог-гонь!

Он уже давно держал вертолет на мушке. 80 метров – это было настолько меньше расчетной «дальности действительного огня», что можно было надеяться на поражение экипажа севшего «Ястреба» в первую же секунду. Патронов с бронебойными пулями «БП», «БС» и «БТ» под 5,45 мм у них не было, были «ПП», то есть повышенной пробиваемости. Бронежилеты они брали отлично, но броня есть броня. Вся машина покрылась искрами рикошетов и непробитий одновременно, стекла стали матово-белыми от десятка попавших в них пуль, но стрелок все равно успел открыть огонь. Дикая, густая струя алого цвета потянулась от борта прижавшегося к земле вертолета – и, уже почти дотянувшись до них, задралась вверх и угасла. Глаза Николай не зажмурил – как бил, так и продолжал бить, отсекая очереди по пять-шесть выстрелов. Один из двух ручников давил ту же цель и давил ее до упора, пока они тратили секунды на смены магазинов. Второй в эти же секунды бил в небо, стараясь если не сбить, то попятнать прикрывающую машину пары, самую опасную. Глухо ухнул второй выстрел гранатомета, и Николай еще успел подумать, что первый точно был промахом, но все равно не отвел глаза от своей цели.

Второй магазин, точно такими же очередями. Губу он зажал зубами так, что в рот уже текла горячая, соленая кровь. Глушащий его своим рявканьем автомат толкался в плечо, как живой. Привычно распределив второй магазин по всей проекции цели, Николай вновь перезарядился, вскочил и помчался вперед. Сбоку все еще ворочались и катались по земле, крича и воя, – он просто отметил это как факт, не отвлекаясь. Брать летчиков или десантников было кому и без него. Эти ребята не раз брали языка, они и медведя бы взяли, наверное. Все его юношеские учебы по боевым искусствам не стоили против них ничего.

Последние десять метров, последний рывок с пляшущей перед глазами черной занавеской, как когда-то перед спортивным финишем. Он не видел ни пилота, ни стрелков, но даже на бегу ждал вспышки в лицо. Прыжок! Он вскочил в десантный отсек кабины одним длинным, растянутым движением, на лету отводя автомат назад. Дикий удар пола по ногам – такой рывок, что его чуть не сбило с ног. Резкий запах горячего железа, горячего масла, горячего топлива, острый запах сгоревшего пороха. Оглушающий, сумасшедший запах крови. Единственное тело на полу кабины – сжавшееся в комок, истерзанное пулевыми попаданиями, разорвавшими кожу в десятке мест. Пустые кресла с металлическими дугами на уровне живота сидящего, как на молодежных аттракционах-леталках в луна-парках. Значит, десанта действительно не было: только штатные экипажи. Туда, вбок, за полуперегородку. Короткая очередь в согнувшуюся спину. Уже ненужная, лишняя, но он просто не сумел удержать палец на спусковом крючке.