Сквозь Топку - Джеймс Дэшнер

— Ну, тогда я затыкаюсь. — Она отвернулась и откинула голову на дверцу кабины. — Выбрось из головы, всё равно ни до чего хорошего не додумаешься. А отдохнуть надо позарез.

— Угу, — промычал Томас. Ему хотелось завыть с досады. Масса подсказок, путеводных нитей, а ни одной толковой догадки, ни одного ответа. Но Бренда, безусловно, права — ему необходимо как следует поспать, отдохнуть. Поёрзал, устраиваясь поудобнее, но прошло немало времени, прежде чем он уснул. И увидел сон.

Он стал ещё старше, что-то около четырнадцати. Они с Терезой стоят на коленях у закрытой двери и прижимаются ушами к замочной скважине. Подслушивают. За дверью разговаривают двое — мужчина и женщина. Томасу хорошо слышно каждое их слово.

Сначала мужчина.

— Вы получили дополнения к списку Вариант?

— Да, вчера вечером, — отвечает женщина. — Мне понравилось добавление, сделанное Трентом, к концу Испытаний в Лабиринте. Жестоко, но для нас необходимо. Думается, мы увидим несколько интересных паттернов.

— Безусловно. То же самое можно сказать и в отношении предательства — если этот сценарий вообще сработает, конечно.

Женщина издаёт странный звук, наверно, изображающий смех, но на самом деле лишённый даже крохотной искры веселья.

— О да, у меня появилась та же мысль. Я хочу сказать: Господи Боже, сколько же эти дети смогут выдержать, прежде чем свихнутся сами по себе, без помощи болезни?

— Не только это. Мы идём на большой риск. А что если он погибнет? Мы же все пришли к выводу, что со временем он станет одним из наших лучших Кандидатов.

— Не погибнет. Мы не дадим ему погибнуть.

— И всё же мы не Господь Бог. Он может умереть.

Следует долгое молчание. Потом мужчина говорит:

— Будем надеяться, что до этого не дойдёт. Но я сомневаюсь. Психологи утверждают, что эта Варианта породит массу необходимых нам паттернов.

— Конечно, в подобных случаях всегда задействовано множество эмоций, — отвечает женщина. — Согласно Тренту, это самые сложные паттерны, их очень трудно создать. Считаю, разработанный Вариантный план — единственное, что может привести к нужному результату.

— Вы и вправду думаете, что Испытания дадут нужный результат? — спрашивает мужчина. — В самом деле, их размах просто поражает. Только подумайте — при такой сложности очень многое может выйти из-под контроля!

— Может выйти, вы правы. А у нас есть альтернатива? Попробуйте, и если ничего не выйдет, то мы — на том же месте, словно ничего и не пробовали.

— Полагаю, что так.

Тереза тянет его за рубашку, он смотрит на неё: она указывает на коридор за их спинами. Пора удирать. Он кивает, но опять склоняется к скважине — а вдруг удастся разобрать ещё хоть пару-другую фраз. Так и случается. Женщина говорит:

— Очень жаль, что нам не придётся увидеть конец Испытаний.

— Я знаю, — отвечает мужчина. — Но будущие поколения скажут нам спасибо.

Когда Томас проснулся, на небе появились первые лиловые полосы — предвестники рассвета. Похоже, он так и проспал, не меняя позы, с самого полуночного разговора и даже после очередного сна-воспоминания не пошевелился.

Итак, сон. Из всех, что он до сих пор видел, этот был самым странным. Правда, многое из услышанного в нём уже начало меркнуть, уплывать, и хотя разрозненные фрагменты прошлого стали потихоньку, очень медленно, складываться вместе, многих кубиков в мозаике ещё не хватало. Томас даже начал питать слабую надежду, что не такая уж он важная часть Испытаний, как он себе навоображал. Хотя многое в этом сне осталось для него тайной за семью печатями, тот факт, что им с Терезой приходилось подслушивать, говорил о многом: они были посвящены не во все аспекты Испытаний.

Но какова же их цель? Почему эти люди считали, что будущие поколения скажут им спасибо?

Он протёр глаза, потянулся и взглянул на Бренду. Та ещё спала: глаза закрыты, грудь медленно опускается и поднимается в такт ровному дыханию, рот чуть приоткрыт. Хотя Томас ощущал, что тело затекло сильнее, чем вчера, благодатный сон сотворил чудо с его душевным настроем. Он чувствовал себя посвежевшим, сил прибавилось. Несмотря на недоумение и массу вопросов, порождённых сном-воспоминанием и всем тем, что сообщила ему Бренда, юноша был полон энергии.

Он снова сладко потянулся и чуть было не зевнул — долго и смачно, как вдруг что-то на стене переулка привлекло его внимание. Большая металлическая пластина, очень знакомая на вид.

Он толкнул дверцу, выбрался из кабины и пошёл к пластине. Она была очень похожа на те, что он во множестве видел в Лабиринте, те, на которых было выбито: «ПЛАНЕТА В ОПАСНОСТИ: РАБОЧАЯ ОПЕРАТИВНАЯ КОМИССИЯ — УБОЙНАЯ ЗОНА».

Тот же тускло отсвечивающий металл, тот же шрифт. Вот только написано на табличке нечто совсем другое.

Он в остолбенении пялился на неё, по крайней мере, пять минут.

Табличка гласила:

ТОМАС, ТЫ — НАСТОЯЩИЙ ЛИДЕР

Томас, наверно, таращился бы на табличку весь день, если бы не Бренда, выбравшаяся из грузовика. Он вздрогнул, когда она заговорила:

— Я поджидала случая сказать тебе.

Он резко обернулся к ней:

— Что? Ты это о чём?

Она избегала встречаться с ним взглядом, просто стояла, устремив глаза на табличку.

— Я догадалась в тот самый момент, как узнала твоё имя. Хорхе тоже. Скорее всего, именно поэтому он и решил рискнуть и пойти с вами через город, в эту самую Мирную Гавань.

— Бренда, о чём ты толкуешь? — повторил Томас.

Наконец, она взглянула ему в глаза.

— Эти таблички развешены по всему городу. И на всех одно и то же. Одними и теми же словами.

У Томаса колени подогнулись. Он оперся спиной о стену и сполз по ней на землю.

— Как... Как это вообще возможно?! Я хочу сказать — табличка выглядит так, будто висит здесь уже давно... — Он не окончил, не зная толком, что ещё сказать.

— Понятия не имею, — ответила Бренда, присаживаясь рядом. — Никто из нас не знал, что это за бред на табличках. Но когда вы, парни, появились и ты назвал своё имя... Тогда сразу стало всё ясно. Таких совпадений не бывает.

Томас тяжело уставился на неё. Внутри закипало раздражение.

— Почему ты мне не сказала? За руку держала, о папе убитом рассказывала, а об этом — нет?!

— Я не говорила тебе, потому что не была уверена, как ты среагируешь. Боялась, что ты сломя голову бросишься таблички искать, а про меня забудешь.

Как же ему это надоело. Чтобы успокоиться, он набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул.

— Думаю, таблички — тоже часть всего этого безобразия. Ни черта не понятно.