Как мы учимся. Почему мозг учится лучше, чем любая машина… пока - Станислас Деан

Все виды млекопитающих – в том числе, конечно, и все приматы – обладают системами внимания. Однако в отличие от животных человек наделен одной уникальной способностью, которая еще больше ускоряет процесс научения, – способностью к социальному разделению внимания. У Homo sapiens внимание и научение зависят от социальных сигналов гораздо больше, чем у любого другого примата: я обращаю внимание на то, на что обращаешь внимание ты; я учусь тому, чему меня учишь ты.

С самого раннего возраста младенцы пристально всматриваются в лица, при этом особое внимание они обращают на глаза. Услышав чей-то голос, малыши прежде всего стараются перехватить взгляд говорящего. Только после того, как зрительный контакт установлен, они поворачиваются к объекту, на который смотрит взрослый. Эта замечательная способность к разделению внимания – так называемое «совместное внимание» – и определяет то, что в конце концов усваивают дети.

Я уже рассказывал об экспериментах, в ходе которых младенцев обучают значению нового слова. Возьмем слово «пупс». Если ребенок может проследить за взглядом взрослого в направлении того самого пупса, он без труда усвоит это слово всего за несколько попыток. Но если слово «пупс» многократно произносит громкоговоритель, никакого научения не происходит. То же касается овладения фонетическими категориями: девятимесячный американский ребенок, за которым присматривает няня-китаянка, быстро запоминает китайские фонемы. Однако если источником лингвистической стимуляции выступает не живой человек, а видео (пусть даже очень качественное), малыш не научится ничему246.

Венгерские психологи Гергели Сибра и Дьердь Гергели постулируют следующее: обучение других и научение у других суть фундаментальные эволюционные адаптации человеческого вида247. Homo sapiens – социальное животное, чей мозг снабжен специальными системами для «естественной педагогики». Последние срабатывают всякий раз, когда окружающие пытаются нас чему-то научить. Глобальный успех вида Homo sapiens обусловлен, по крайней мере частично, одной специфической чертой, приобретенной нами в ходе эволюции: способностью разделять внимание с другими. Большей частью информации, которой мы владеем, мы обязаны другим людям, а не нашему личному опыту. Таким образом, коллективная культура человека как вида многократно превосходит все то, что каждый индивид мог бы открыть в одиночку. Психолог Майкл Томаселло называет это эффектом «культурного храповика»: подобно тому как храповик не дает лифту упасть, социальный обмен препятствует культурному регрессу. Всякий раз, когда некто делает полезное открытие, оно быстро распространяется на всю группу. Благодаря социальному научению очень редко случается так, что культурный лифт опускается вниз, а ценное изобретение забывается.

Наша система внимания успешно адаптировалась к этому культурному контексту. Исследования Гергели и Сибры не оставляют сомнений: с самого раннего возраста внимание детей «тонко настроено» на сигналы взрослых. Присутствие человека-наставника, который смотрит на ребенка прежде, чем что-то показать, модулирует научение. Зрительный контакт не только привлекает внимание малыша, но и сигнализирует о том, что взрослый собирается научить его чему-то важному. К этому чувствительны даже младенцы: как показывают эксперименты, зрительный контакт побуждает их интерпретировать последующую информацию как важную и поддающуюся обобщению.

Рассмотрим следующий пример. Молодая женщина с улыбкой поворачивается к объекту А. Затем она смотрит на объект Б и хмурится. За происходящим наблюдает полуторагодовалый ребенок. Какой вывод он сделает? Все зависит от сигналов, которыми малыш обменяется со взрослым. В отсутствие зрительного контакта ребенок запомнит только один, весьма специфический фрагмент информации: этой женщине нравится объект А и не нравится объект Б. Если же зрительный контакт установлен, ребенок заключит, что взрослый пытается научить его чему-то важному, а потому сделает более общий вывод: объект А хороший, а объект Б плохой, причем не только для данной конкретной женщины, но и для всех людей вообще. Примечательно, что дети очень чутко реагируют на любые признаки добровольной коммуникации. Если некто демонстрирует явное стремление к общению, дети делают вывод, что этот человек хочет научить их абстрактной информации, а не только своим собственным идиосинкразическим предпочтениям.

Впрочем, важен не только зрительный контакт: так же быстро дети распознают коммуникативное намерение, лежащее в основе акта указания пальцем (в отличие, например, от шимпанзе, которые на это не способны). Даже младенцы понимают, когда взрослый пытается привлечь их внимание и сообщить важную информацию. Проведем простой эксперимент. Если девятимесячный малыш видит, как взрослый пытается привлечь его внимание, а затем указывает на какой-то предмет, позже он может припомнить, как именно этот предмет выглядел. Если же ребенок видит, что тот же самый человек просто тянется к предмету, он запоминает только положение предмета, но не его облик248.

Родители и учителя, не забывайте: для ребенка ваше отношение и ваш взгляд имеют первостепенное значение! Зрительный и вербальный контакт гарантируют, что малыш разделяет ваше внимание, а значит, лучше запомнит информацию, которую вы пытаетесь ему сообщить.

Социальные взаимодействия являются важнейшим компонентом человеческого алгоритма научения. Все, чему мы в итоге научимся, зависит от нашего понимания намерений окружающих. Даже полуторагодовалые дети знают, что, если вы смотрите им в глаза, значит, вы пытаетесь донести до них важную информацию. При наличии зрительного контакта они не только учатся гораздо быстрее и эффективнее, но и обобщают полученную информацию (см. верхний рисунок). Уже в четырнадцать месяцев дети способны правильно интерпретировать намерения других людей: увидев, как человек включает свет головой, они всячески имитируют этот жест, но только в том случае, если руки взрослого были свободны. Если руки взрослого были заняты, малыши понимают, что можно просто нажать кнопку рукой (см. нижний рисунок).

Ни один другой вид не умеет учить так, как мы. Причина проста: по всей вероятности, мы – единственные животные, обладающие теорией сознания других людей, включая способность воображать чужие мысли, чужие мысли про чужие мысли и так далее и тому подобное, до бесконечности. Данный тип рекурсивной репрезентации типичен для человеческого мозга и играет важнейшую роль в педагогических взаимоотношениях. Преподаватели постоянно думают о том, чего не знают их ученики: фактически одна из их главных обязанностей – адаптация объяснений и подбор примеров с тем, чтобы как можно быстрее повысить уровень знаний своих подопечных. В свою очередь, ученики знают, что учитель знает, что они не знают, а потому интерпретируют всякое действие учителя как попытку поделиться знаниями. Возникает замкнутый круг: взрослые знают, что дети знают, что взрослые знают, что они не знают… Это позволяет взрослым подбирать оптимальные примеры, а детям – успешно их обобщать.