Седьмая Казнь - Стивен Ридер Дональдсон

За дальним столом одиноко сидел магистр Раммидж, поглощавший завтрак с жадностью дикого зверя. Заметив заклинателя, принц Бифальт скривился и сразу же перевел взгляд.

С первого осмотра он нигде не нашел Элгатра. Как и Амандис. Он узнал только нескольких монахов за ближним столом. По своей одежде, тонзуре и осанке они ничем не отличались от слуг библиотеки. Но лица их были знакомы принцу после недолгого пребывания в караване. А в одном из них принц безошибочно опознал того монаха из ордена Поклонения Многим, который был в числе советников Сета Унгабуэя.

Во второй раз принц просматривал зал уже медленнее, внимательно выискивая в толпе знакомые лица. Он все еще надеялся найти Элгарта. Но если бы здесь оказалась Амандис, он постарался бы не приближаться к ней. Впрочем, очень скоро внимание его оказалось приковано к человеку, в одиночестве сидевшему за четыре стола от него у противоположной стены.

В одно мгновение принц Бифальт вспыхнул, как костер.

У человека была желтоватая кожа, как у народа принца, такие же острые черты лица. Он носил навощенную козлиную бородку и усы, так любимые воинами вроде него. На лбу была повязана лента – ярко-оранжевая, избранный его монархом цвет, по которому можно опознать своих в смятении кровопролитной битвы. С пояса свисали кожаные ножны того же оранжевого оттенка. В них находился длинный, слегка искривленный клинок, похожий на скимитар.

Это был амиканец.

Глаза принца налились кровью. И сквозь ее алую пелену он увидел, как в пылу битвы под летящими пулями и стрелами бежит Слэк. Он увидел, как разрывает взрывом Винсида, как Камуишу в горло попадает стрела, увидел капитана Суалиша, пронзенного в самое сердце, Бартина, убитого собственным разорвавшимся ружьем. Он увидел Хьюта с перерезанным горлом. Принц был так взбешен, что не мог дышать, даже не замечая этого, он видел взрывы и дым гранат…

Этот человек не был магистром. Не он выбрал принца Бифальта, чтобы тот совершил предательство. Но он был амиканцем. Его народ воспользовался Седьмой Казнью против Беллегера. К тому же принцу нужен был хоть какой-нибудь выход для его глухой тоски, для его беспредельного разочарования, его гнева, его страха перед тем, что заклинатели Архива могут сделать с ним и его народом, какая-то возможность исполнить обещание, данное отцу. Ему было нужно…

И принц побежал, с саблей в руке. Как можно быстрее он обогнул торец четвертого ряда столов, помчался между рядами стульев. Он сразу хотел и не хотел, чтобы его враг увидел его заранее. Принц не стал бы вонзать саблю в спину сидящего воина, но он горел желанием захватить амиканца врасплох.

Его природный враг. Не заклинатель, который может предать его смерти одним словом, а воин, как он. Тот, кого принц мог убить.

За десять шагов до своей цели принц увидел пустой стул. Не замедляя шага, он запрыгнул со стула на крышку стола. Быстро пробежал среди расставленных тарелок и светильников, мимо удивленных гостей, схватил саблю двумя руками и замахнулся ею. Каждым своим напрягшимся мускулом он чувствовал, как его переполняют сила и справедливость, гнев, взращенный кровью и болью поколений…

…но его переполняли и сомнения. Смерть любого амиканца была справедливой. Где угодно, только не здесь. Здесь были магистры, которые нуждались в принце Бифальте, чтобы добиться поражения Беллегера. Здесь были такие степени власти и уровни предательства, которые он не мог оценить. Он даже не приблизился к этой оценке. Пролитая здесь кровь амиканца могла окончить его поиски еще прежде, чем он что-то поймет. Еще прежде, чем он узнает, каковы реальные ставки.

Стук сапог по столу заставил амиканца рывком поднять голову. Принц Бифальт хотел, чтобы это стало последним движением в его жизни. Как только амиканец вытащит свой меч, каждое сомнение станет бесцельным.

Готовый убивать, принц резко остановился перед своим врагом.

Амиканец подался назад на своем стуле. Свет ламп и факелов высветил страх и бешенство в его глазах. Мышцы в углах его скул сжались, словно кулаки. Но амиканец не потянулся за своим клинком. Он намеренно сложил руки крест на крест на груди.

Вызов смерти.

Принц Бифальт вспомнил Камуиша и Новела, капитана Суалиша и Бартина. О да, он помнил о них. Но еще ярче, чем воспоминания о своих погибших товарищах, были его воспоминания о Слэке. Об умирающих от голода детях.

И он помнил о своем отце. Как часто король Аббатор учил его: «Думай, прежде чем говоришь»? Как часто его король повторял: «Говори, прежде чем делаешь»? Как часто он называл принца – с любовью и болью – «мой сын»?

Амиканец отказывался защищаться.

Король Аббатор постыдился бы теперь своего сына.

Понимание, что он не может зарезать врага, который отказывается защищать самого себя, привело принца Бифальта в бешенство.

– Вытащи меч, – взревел он. Это был крик такой силы, что, казалось, разрывал ему горло: – Дерись и умри!

Амиканец выпятил подбородок. В глазах его блеснула злоба.

– Убей меня, – прорычал он, обнажая зубы. – Давай, покажи им правду. Беллегерцы мясники. Только мясники могли создать такое жестокое оружие, как вот это… – На мгновение он от злости забыл нужное слово. – Как это ружье.

– Это мы мясники? – взревел принц. – Вы убиваете своих раненых!

– Только для того, – возразил амиканец, – чтобы беллегерцы не пленили и не пытали их.

Это было уже слишком. Ударь принц Бифальт сейчас, и он провалит свое задание, подведет своего короля, свой народ. Но он не мог проглотить ложь своего врага. Он просто не мог. Он был тем, кем он был.

Беллегер не пытает раненых амиканцев. Ни разу никто не был взят в плен.

Принц медленно поднес клинок к самой шее амиканца. Его противник был воином, борцом. Если его спровоцировать вытащить меч, то принц оправдает свои действия перед самим собой. Может, и перед своим отцом.

Но противник не поддался на провокацию. Он отвел глаза…

…и быстрее, чем принц Бифальт мог бы замахнуться, руки его и клинок замерли так внезапно, словно он врезался ими в стену. Мучительно болезненный удар, от которого, похоже, были сломаны оба запястья, отбросил принца от амиканца. Он приземлился спиной на дальний край стола, выронив саблю.

Принц мог бы свалиться со стола, прямо на колени другим гостям спиной вперед. Но кто-то каменной хваткой держал его за запястья. Его удержал от падения еще один мучительно болезненный рывок.

От сильного удара у принца сдавило в груди. Но он еще не чувствовал боли. Он был оглушен, у него перехватило дыхание. Ошеломленный от ярости и недостатка воздуха, принц не видел склонившуюся над ним фигуру, она казалась ему лишь неясным пятном.

Затем принц шумно втянул в себя воздух и узнал магистра Раммиджа.

Горбун стоял на столе, все еще держа запястья принца одной тяжелой рукой. Должно быть, он схватил их сзади. Хватка заклинателя была слишком сильной, чтобы из нее можно было вырваться. В злорадном взгляде из-под нахмуренных бровей читалась ненависть. Читалось бешенство.