Ураган в сердце - Кэмерон Хоули

– Мне вроде показалось, вы говорили, будто вся эта суета с холестерином не более чем…

– Нам не было известно, какую роль играет холестерин, мы и сейчас этого не знаем, – вздохнул доктор Карр. – Зато нам точно было известно, что есть связь между высоким уровнем холестерина и коронарной окклюзией: это было подтверждено несколькими исследованиями, – и в нашей собственной работе, как только представлялся случай взять анализ крови сразу же после инфаркта, мы неизменно получали высокие значения. Но так ли уж непременно это означало, что виновник – холестерин? Или высокий холестерин лишь указывал на что-то другое? Мы уже тогда стали подозревать, что объяснялось это установленным фактом: связь между холестерином и питанием куда менее существенна, нежели совершенно замечательная увязка со стрессом.

– Значит, – заметил Джадд, – все эти разговоры о диете с низким содержанием холестерина – такая же пустышка?

– Нет, к подобным далеко идущим заявлениям я не готов, хотя и склонен думать, что диета с низким содержанием жиров более… – Доктор прервал себя, сказав: – Впрочем, позвольте я продолжу, и вы сами все поймете. – Он поднял плотно сжатый кулак. – Представьте, что это одна молекула глицерина. Их в вашем кровотоке миллионы. Назначение их – переносить жир. Жир выделяется в процессе пищеварения, он подхватывается этим глицериновым переносчиком. К каждой молекуле глицерина присоединяются три молекулы жира. Раз, два, три. – На каждый счет разжалось по пальцу. – Поэтому мы и называем это триглицеридом. Понятно?

Джадд кивнул.

– Отлично. Теперь у нас в крови этот самый триглицерид движется себе, пока не добирается до клетки, хранящей жир. Если все находится в надлежащем порядке, эти три жировые молекулы отделяются от глицеринового переносчика и поглощаются клеткой. Но так происходит только в том случае, если в крови есть гепарин. Гепарин – это вещество, которое организм создает именно для того, чтобы отделить эти молекулы жира от их носителя. Если гепарина не хватает, триглицерид не может избавиться от жира, верно? И он пошел себе дальше гулять по кровеносной системе. Разумеется, все время вырабатывается все больше и больше триглицеридов. Так вот, по мере того как растет концентрация триглицеридов, кровь делается все гуще и гуще. Несколько похоже на происходящее со смазочным маслом в двигателе. Когда масло загрязнится, то становится слишком густым и тяжелым, не попадает куда надо и не делает того, что должно. В сущности, то же самое происходит в сердце. Когда капилляры забиваются и кровь больше не может попадать в них для питания сердечной мышцы. Тут-то у вас и получается закупорка сердечных сосудов.

– Целая теория, – сказал Джадд и быстро улыбнулся, поневоле избавляясь от неприятного ощущения, вызванного от наглядного представления забитого грязью сердца.

– Это больше, чем теория, мистер Уайлдер, – натянуто возразил доктор Карр. – Вы помните, как я взял у вас кровь на анализ, вы тогда еще в приемном покое находились?

– Полагаю, я не слишком обращал внимания.

– В ту ночь я установил уровень триглицеридов: более 300 миллиграмм/процентов. Это крайне много: норма где-то около 125, – и, конечно же, достаточно много, чтобы уверенно предположить, что произошло. Я еще больше убедился, когда увидел, как быстро произошел спад, когда мы ввели вам гепарин, чтобы пополнить его запасы, не выработанные организмом. К полуночи вы вернулись к норме. Однако понадобилось много гепарина, чтобы восстановить баланс. В вашей крови явно имелась серьезная нехватка гепарина. – Врач на миг умолк. – Понятно?

– Да, только я все равно не понимаю почему.

– Почему вы не вырабатываете достаточно гепарина? – подсказал доктор Карр. – Да в том-то все дело. Так и быть, давайте посмотрим, смогу ли я объяснить. Не собираюсь глубоко вдаваться в биохимию всего процесса: это очень сложно, и тут до сих пор есть кое-что, чего мы не понимаем, – хотя нам точно известно, что происходит, во всяком случае, в том, что касается конечного результата. Вы, разумеется, знаете, что такое адреналин?

– Более или менее.

– На самом деле нас интересует не адреналин, если точнее, то нас больше беспокоит норэпинефрин, только все, наверное, окажется понятнее, если я воспользуюсь более ходовым термином. Во всяком случае, в ответ на психическое раздражение вырабатывается адреналин. Количество его в крови зависит от личностных качеств человека и ситуации, в какую он попадает. Если человек по природе своей состязателен и агрессивен, к тому же попадает в ситуацию, когда непрерывно ощущает бросаемый ему вызов, то его адреналиновым железам приходится работать сверхурочно, чтобы поспевать за спросом. Понятно? Отлично. Представьте себе это таким образом, все не столь просто, но это один из способов вникнуть. Представьте, что ваш организм способен вырабатывать либо адреналин, либо гепарин, но никак не то и другое одновременно. Обычно спрос на адреналин скачкообразный. Возникает раздражение, железы отвечают порцией адреналина, раздражение снимается, и вы вновь возвращаетесь к выработке гепарина. А теперь вот что мне хотелось, чтобы вы понимали, мистер Уайлдер. Если человек выбирает себе такой шаблон поведения, при котором постоянно оказывается в состоянии стресса, при котором никогда не перестает закачивать адреналин себе в артерии, при котором у него нет времени пополнить оскудевший запас гепарина. – Доктор Карр широко развел руками. – Теперь вы понимаете, не так ли?

Удар оказался суровым, гораздо суровее, чем позволял Джадду обнаружить его основной инстинкт самозащиты. Всю взрослую жизнь ему твердили: необходимо учиться делать передышку, умерять пыл, смотреть на вещи проще, – только никогда прежде все это не имело смысла. Пониманию всегда преграждала путь его неспособность наглядно представить себе хоть какую-то ощутимую связь между душой и телом. Какая-то взаимосвязь есть, это он знал: приступы желудочных болей у него явно выпадали на такое время, когда он был «весь на нервах», – только никогда не было намерения разобраться в таинственной работе души, он принимал ее козни, как человек верующий принимает природу своей веры, интуитивно опасаясь, что волшебство, возможно, исчезнет, если его пристально изучить. Теперь же, словно обретя новый характер, он увидел, как проявляется разумная реальность. И все же по причине, до какой у него не было охоты доискиваться, не мог он ответить безоговорочным «да», когда услышал, как доктор Карр спросил, понятно ли ему. Решимости хватило только на осторожное предположение:

– Вы считаете, поэтому со мной такое приключилось, так?

– А вы так не считаете?

– О, я не говорю, что вы не правы.

– Но вы не считаете, что это относится к вам?

– Я не понимаю, как могло бы так получиться.

– Почему бы и нет?

– Если дело обстояло именно так: стресс… да называйте это как вам угодно, – то сейчас такого случиться не могло бы.

– Нет?

– Это случилось бы в какое-то другое время, когда меня и впрямь будто кнутом подстегивало. – Собственный довод пришелся по вкусу, и Джадд добавил еще увереннее: – В последнее время я не был загружен. Не скажу, чтоб совсем уж по инерции катил, но это всегда для меня самый легкий месяц. Вот когда я перевожу дух, прежде чем пуститься во все тяжкие, готовясь к конференции.