Правила боя. Исток - Анна Московкина

Солнышко резануло глаза, я чихнула и проснулась. Уже светло. Значит, я опять опаздываю в храм. Очередь страждущих мне гарантирована. Я села, точнее, попыталась, потому что поперек моего живота мертвым грузом покоилась мужская рука, пальцы изредка подрагивали. Ее хозяин мирно уткнулся мне в волосы носом (чтоб у него ноздри ими позабивало!), сложив свою не очень легкую тушку на мою левую верхнюю конечность.

— Майорин! — зашипела я. Но ответа не получила. Зато рука, будто сама по себе, поползла выше и уютно устроилась у меня на груди, откуда тут же была низвергнута. В отместку я пнула его ногой.

— Майорин, что ты тут делаешь?

— Это моя кровать, — ответил мне сонный голос.

— На мою ты сложил Солена!

— Разбудила бы…

— Это твой мститель, сам бы и будил. — Я села, стряхнув его руку.

— Я думал, ложась в мою койку, ты мечтаешь проснуться рядом со мной. — Мужчина окончательно проснулся, повернул голову и похлопал ресницами, став похожим на кокетничающего с добычей волка, который старается очаровать несговорчивую овечку. Овечка огрела его подушкой.

— Я брата посылать не стану, я сама тебя придушу. — И, оседлав вяло сопротивляющегося колдуна, попыталась претворить слова в действие. К моему неудовольствию, он оказался сильнее, и я капитулировала.

— Размечталась, мала еще со мной тягаться.

— Ничего, недолго тебе осталось! — воинственно ругалась я, натягивая штаны. — Кошмар, надо извиниться перед Илаей, раз ты ко мне в постель уже лезешь.

— Это ты ко мне в постель лезешь, — обиделся он.

— Я не лезу, мог бы и на лавке в кухне поспать.

— Сама там спи, она мне короткая.

— Мне тоже, — честно призналась я.

Мы переглянулись и захохотали, смущение от совместной ночевки схлынуло. Одевшись, я выскочила из дома со словами:

— Завтрак готовь сам.

Портной обошел его кругом еще раз, восхищенно цокая языком. У Майорина уже рябило в глазах, и, когда портной зашел на дцатый по счету вираж, колдун невежливо поймал его за шкирку.

— Вы меня померили?

— Да, милсдарь Майорин. Но так приятно взглянуть на хорошо сложенного мужчину. Знаете ли, они встречаются реже, чем ладные женщины.

— Может, тогда вы начнете работать?

— Ох! Конечно! — Портной удалился за занавеску и начал воодушевленно там рыться, при этом не замолкая: — Жаль, конечно, что время не терпит. Я сшил бы вам чудный костюм! А так… ну чего ждать от готового платья, тут морщит, там стягивает. Мы бы подобрали лучшие ткани — шелк, бархат, атлас.

— Не надо, — сдавленно выдохнул колдун, представив себя окутанным этим безобразием.

— Что вы, эти ткани подчеркнули бы вашу мужественность, сделав вас более привлекательным и величественным.

Майорин сжал зубы и старался молчать, рассчитывая в голове коэффициент разрушений, нанесенный чистой силой при попытке зажечь свечку, но все время сбивался на мат. Наконец, портной вынырнул из-за шторок с ворохом разнообразной одежи, половину из которой колдун отверг сразу. Особенно не понравившиеся ему бледно-голубые штаны мастер подсовывал дважды, уверяя, что именно они добавят его облику воинственности.

Когда они закончили, колдуну уже казалось, что живым один из них отсюда не выйдет. Причем, на его взгляд, шансы были равными. Он оглядел себя в зеркале и, как ни странно, остался доволен. Старые привычки притупились, но до конца так и не исчезли. Подобранный костюм был страшно непрактичный с точки зрения трактового колдуна, но вполне устроил бы дворянина, на которого Майорин старался походить. Узкие черные штаны из мягкой кожи. Дублет до середины бедра с воротником стойкой, также черный. И плащ, ниспадающий до пола.

— Интересно, во что он превратится после прогулки по улице? — задал Майорин сам себе риторический вопрос.

Фантазия у мужчины работала превосходно, и серая тряпка в аршинных дырах представилась очень живо. Какая-то деталь категорически не вязалась со всем этим благородно-надменным видом. Поняв какая, колдун загрустил.

— Мне нужен цирюльник. — Портной тут же забегал.

Совершив два круга по мастерской, он скрылся за дверью.

Майорин смотрел ему вслед, раздумывая, стоит ли бежать пока не поздно. Но колдун остался сидеть на стуле. Через четверть часа вернулся портной, таща на буксире цирюльника.

— Вот взгляните, неограненный бриллиант, да-да, бриллиант! Какая стать, какая мужественность, и прячет, прячет за этими лохмотьями и лохмами!

— Вы правы, друг мой, — согласился цирюльник. — Но мы это исправим.

Щеки непривычно холодило ветром, им же растрепало подстриженные волосы, обрезать их «по последней моде» колдун не дал. Так что теперь «подровненные» пряди лезли в рот и щекотали выбритое лицо. Майорин также заметил еще одну неприятную деталь. С одной стороны, если раньше люди просто проходили мимо, теперь прохожие склоняли головы. С другой стороны, именно этого результата он и добивался: дворянин шел по улице, не колдун.

Государь Велмании Редрин Филин восседал на резном троне. Он был грузен и немолод, его черные чуть вьющиеся волосы были коротко острижены, под легкой (домашней) короной пряталась лысина, пухлые пальцы государя сжимали свиток, в круглых чуть навыкате карих глазах плескалась ярость. Король Редрин вскочил с трона и быстрыми шагами пересек комнату, он был ниже своего собеседника на целую голову, но это мало его смущало, высоко задрав оба подбородка, он гневно отчитывал Верховного архимага Велмании.

— Что это значит? — Государь тряс свитком перед носом Мадеры. — Вы можете мне объяснить?

— Сейчас придет мой коллега и все подробно изложит, — в четвертый раз спокойно произнес архимаг.

— И где он?!

— Опаздывает.

— Как можно опаздывать на аудиенцию к государю! Это же не свидание!!!

Мадера промолчал, что на свидания Майорин частенько не являлся, порой забывая, что оно назначено или, что хуже, — кому назначено.

Филин продолжал кипеть. Мадера неплохо знал своего государя и знал, что, откипев, Редрин чаще всего принимал мудрые и взвешенные решения, иначе бы не смог удерживать на плаву столь большое государство. Хуже было с послами. Импульсивный Филин частенько рушил отношения с соседствующими державами в угоду склочному характеру, и хоть советники и Мадера каждый раз предупреждали о нраве Редрина, много сил (и средств) уходило на умасливание оскорбленных господ.

Редрин начал успокаиваться и обретать человеческий вид. Двери тронного зала хлопнули, и лакей впустил посетителя, не представляя.

— Ваше величество, прошу простить меня за задержку.

Орник Мадера никогда не жалел, что согласился помочь старому другу, потому что, кроме него, никому не довелось увидеть грозного монарха с таким лицом.