Любви подвластно все - Джулия Энн Лонг

Решив, что ей и впрямь следует поесть, Оливия принялась за хлеб и сыр. Хлеб из муки грубого помола оказался черствым, но необычайно вкусным. И сыр был превосходным.

Оливии никогда еще не приходилось есть под столь пристальным наблюдением. Лайон же, в абсолютном молчании, не сводил с нее глаз, пока она не съела еще два бутерброда, запивая их вином. Затем он протянул ей салфетку и тихо произнес:

– Оливия…

Она кивнула.

– Да, я слушаю тебя.

– Оливия, почему Ланздаун? И почему именно сейчас?

Она пристально посмотрела ему в глаза и с вызовом в голосе проговорила:

– А почему бы не он и не сейчас?

Лайон залпом осушил свой бокал, затем встал и несколько секунд молча смотрел на нее. После чего сказал:

– Потому что ты его не любишь.

Оливия ахнула.

– Да как ты смеешь?!

– Смею. Думаю, ты сильно удивишься, узнав, на что я теперь способен.

Их взгляды снова встретились. И казалось, воздух в каюте раскалялся от обуревавших их чувств. Так много невысказанного накопилось у них за прошедшие годы, но смогут ли они хоть когда-нибудь заговорить об этом? Оливия очень в этом сомневалась.

– Мы причалим к берегу через несколько часов, – внезапно объявил Лайон. – И не пытайся снова покинуть каюту. Никто из моей команды не рожден джентльменом, а даже если бы и был, долгие месяцы в море без женщин подавляют все благородные порывы.

Он произнес это с такой легкостью, словно для человека его происхождения было вполне естественно управлять кучкой опасных головорезов, томившихся на судне в открытом море и вынужденных сдерживать свои животные инстинкты.

Оливия взглянула на гравюру, приколотую к стене, – ту самую, на которой был изображен Лайон, варившийся в котле. И ей тотчас же вспомнилась другая гравюра – висевшая в салоне у Акермана. На ней был изображен мужчина с синими глазами, развевающимися по ветру волосами и с саблей в левой руке.

– А если тебе понадобится скоротать время… – Лайон порылся в пакете и вытащил две книги: «Робинзон Крузо» и «Сирота Рейна».

Оливия в изумлении уставилась на книги. И почему-то она была уверена, что Лайон купил их у Тингла. Купил в тот самый день…

Она перевела взгляд на Лайона, вспоминая тот чудесный день. Ах какое волшебное чувство охватило ее, когда она встретилась с ним в книжной лавке! И ей тогда казалось, что она падала в пропасть – и одновременно взмывала к небесам. Лайон тогда готов был на все ради нее, а сейчас…

Внезапно она почувствовала, что не осмеливается поднять на него взгляд. Но все же, взяв себя в руки, посмотрела на него. И тотчас же поняла, что он тоже вспоминал тот самый день и его незабываемую прелесть. Но, увы, потом все было разрушено…

– Так что читай, если захочется, – сказал он с едва заметной улыбкой. Затем развернулся и вышел из каюты.

Должно быть, она задремала над томиком «Робинзона Крузо». И вздрогнула в испуге, когда раздался резкий стук в дверь. Вскочив на ноги, Оливия оправила юбки, открыла дверь и выглянула наружу. Перед ней стояла Дигби.

– Пора сходить на берег, мисс Эверси. Мы прибыли в порт.

Когда женщины поднимались на палубу, двое устрашающего вида мужчин прошли мимо них, приветственно коснувшись полей своих шляп; они направлялись за саквояжем Оливии.

Оливия же, выйдя на палубу, невольно прищурилась – слепящие лучи заходящего солнца били прямо в глаза. Она запрокинула голову. Несколько белых облачков плыли по бескрайнему, сияющему голубизной небу, уже начинавшему окрашиваться в синевато-фиолетовый цвет заката. А их корабль стоял на якоре в небольшой подковообразной бухте.

Ласковый ветерок обдувал подол платья Оливии и играл прядями волос. Это действовало столь умиротворяюще, что все ее тревоги тотчас забылись. И она даже забыла о том, что ее завлекли обманом.

Тут к ней подошел Лайон, и ее предательское сердце радостно подпрыгнуло – конечно же, вспомнило, кому когда-то принадлежало. Оливия резко одернула его и решила, что больше не станет подчиняться приказам этого глупого сердца.

А Лайон улыбнулся и сообщил:

– Мы прибыли в Кадис.

На берег они переправились в длинной гребной лодке. Матросы ловко причалили к берегу и помогли Оливии высадиться, стараясь сделать так, чтобы она не промокла. Сама же Оливия в основном была озабочена тем, чтобы не нанести урон своей скромности. И она изо всех сил старалась не продемонстрировать обтянутые чулками икры кому-либо из этих мужчин, долго обходившегося без женского общества.

Оправив и пригладив юбки, Оливия пробормотала слова благодарности и взглянула на Лайона. В черных брюках, в сапогах и белой рубашке, он уже стоял на берегу и что-то говорил членам своей команды. Говорил, как ей показалось, на испанском, указывая при этом на подножие почти отвесного утеса.

Затем Оливия увидела, как один из матросов перенес ее саквояж туда, куда указывал Лайон. Оказалось, что там начиналась узкая тропинка, взбиравшаяся вверх по крутому склону.

Матросы отсалютовали своему капитану и снова уселись в лодку, чтобы отплыть обратно на корабль, оставив Оливию на берегу наедине с Лайоном.

– Что ж, пойдем? – сказал он. И, не дожидаясь ответа, зашагал вдоль берега.

Оливия же обернулась к морю и к кораблю. А матросы тем временем поднимали якорь.

– Лайон! – крикнула Оливия.

– Да, слушаю! – отозвался он не останавливаясь.

Собравшись с духом, Оливия последовала за ним. Какое счастье, что на ней дорожные сапожки.

– Лайон, почему они не пошли с нами?

– Их не приглашали.

– А что они сейчас будут делать?

– Уплывут.

– Куда же они направятся?

– Далеко. Очень далеко. – Лайон по-прежнему не оборачивался.

– Что значит «далеко»? – в раздражении проговорила Оливия. И ей очень не понравилось, что голос ее прозвучал слишком уж пронзительно. В последние несколько дней она чаще изъяснялась на повышенных тонах, чем за всю свою жизнь.

– Они вернутся через несколько дней, – ответил Лайон.

«Все, хватит! – сказала себе Оливия. – Это уже слишком!» Она остановилась, запрокинула голову и изо всех сил закричала:

– А-а-а-а!..

Лайон развернулся – и замер. Оливия уже умолкла, но голос ее все еще прокатывался эхом среди скал. И только сейчас она осознала, какая тишина царила кругом. И скорее всего они с Лайоном здесь совсем одни…

– Приятный звук, – произнес он наконец.

– Лайон Редмонд, не вынуждай меня снова повышать голос. Терпеть не могу, когда мой голос звучит так пронзительно. И прекрати помыкать мной! Ты обо всем мне расскажешь и будешь разговаривать со мной как с гостьей, а не как с врагом, захваченным в плен. И ты не будешь вышагивать с такой скоростью впереди, заставляя меня карабкаться по скале, чтобы не отстать. Я здесь сейчас добровольно, и ты должен обращаться со мной вежливо, если, конечно, не забыл, как это делается.