Дочь Волка - Виктория Витуорт

Фредегар сказал, что завтра будут отправлять еще одну мессу, поминая усопших верующих – как тех, кого они постоянно поминают, так и тех, чьих имен не помнит уже никто. Эта месса во спасение всех душ, которую уже начали совершать во всех церквах Франкии, была для них делом новым. Он сказал, что это один из многих важных моментов, в которых церкви Нортумбрии несведущи; при этом ноздри его брезгливо сжались, как будто от дурного запаха.

Забытые души. В сумерках у отступившего в отливе моря они казались осязаемыми, словно тонкая пелена моросящего дождя была шторой, отделяющей этот мир от мира потустороннего. Возможно, именно это и хотел передать рисунок на зеркале: все постоянно меняется, все, что ты любишь, в итоге уносит отлив, а наш прочный мир на поверку оказывается текучим, воздушным, мимолетным…

Зеркало в руке вдруг стало холодным, и неожиданно для себя она побоялась еще раз заглянуть в него, испугавшись того, что может там увидеть.

Финн не придет. Конечно не придет.

Уже почти стемнело, а она просто дура. Солнце, вероятно, село уже давно. И пронизывающий холод начал подступать к самому сердцу.

Сунув зеркало обратно в корзинку, Элфрун вышла на ровный серый песок и принялась яростно грести граблями. Сердцевидки плотным слоем прятались прямо под поверхностью, и она, отложив грабли в сторону и присев на корточки, начала обеими руками откапывать выпуклые раковины с заостренными краями и складывать их в корзину. Песок и ракушки еще больше ранили разъеденную кожу на ее пальцах, но эта боль сейчас была для нее желанным отвлечением.

После короткого приступа бешеной активности Элфрун почувствовала, что немного успокоилась, а также согрелась. Бока ее тростниковой корзинки надулись, но половину ее ноши составлял мокрый песок, и поэтому она решила сначала дойти до воды и промыть моллюсков, прежде чем нести их в женский дом. В животе у нее урчало, и время от времени она подумывала о том, чтобы открыть несколько раковин прямо здесь, но с ее маленьким ножом это было бы нелегкой задачей, и она понимала, что в этом случае внутри окажется масса осколков, о которые можно сломать зубы. Будет лучше, если она отнесет их домой, хорошенько промоет и приготовит на пару. В это время года было уже слишком поздно для дикого чеснока, хотя у них в кладовке могло остаться немного сушеного. Накануне Сетрит принесла с пастушьего хутора масло, предупредив, что это, видимо, будет уже последнее масло в этом году. Моллюски, масло и немного соли. У нее потекли слюнки.

Стоя на мелководье в подоткнутой юбке, она уже вся промокла – от дождя сверху и от морской воды снизу; красный плащ стал тянущей вниз ношей, тяжелой и грязной. Она теперь была даже рада, что он не пришел. Сегодня вечером никто бы не назвал ее прекрасной.

Финн. У него нет другого имени. Человек без роду и племени. Какой-то подозрительный бродяга, шатающийся по дорогам. Да какое ей дело до того, что он там сказал?

К глазам подступили горячие слезы, и ей пришлось присесть на корточки и подождать, пока чуть ослабнет железный обруч, стянувший ей ребра. Ноги вдруг окатила заблудившаяся волна, еще сильнее намочив юбку, но она этого почти не заметила. Как бы то ни было, намокнуть сильнее было уже невозможно.

А может быть, она пришла на песчаный берег слишком поздно? Она ушла, как только смогла покинуть женский дом, соблюдая приличия, но, возможно, солнце, невидимое из-за низкой облачности, село раньше, чем ей показалось. Финн мог прийти, увидеть, что берег пуст, и уйти как раз за несколько мгновений до того, как она поспешно спустилась с дюн.

Она закрыла глаза. Новая волна накатила на ее босые ноги.

– Леди?

Элфрун вскочила на ноги, подхватив корзинку и грабли.

– Леди, вода поднимается. Я не стала бы вас беспокоить, но… – Дочка кузнеца. Винн. Явно чувствуя себя неловко, она сцепила пальцы рук, голос звучит смущенно. – Я увидела вас с гребня дюны, вы не двигались, а вода поднимается быстро, ваш плащ уже был в воде, вот я подумала: пойду посмотрю…

Элфрун почувствовала, как лицо ее краснеет.

– Я полоскала раковины. Хочешь собрать немного для своей матери?

Они вместе пошли на берег, но Винн вдруг остановилась.

– Я лучше отнесу их моему отцу, леди.

– А твоя мать что, до сих пор у своей сестры?

Винн кивнула.

– Ну ладно. Подставляй подол. – Высыпав несколько полных горстей в подставленный подол юбки, Элфрун сказала: – Твоего брата будет очень не хватать в кузнице. Твой отец ничего не говорил насчет того, как он собирается управляться без Кудды?

Винн задумалась над ответом, и ее маленькое заостренное личико вдруг напряглось, а глаза прищурились.

– Пока рано говорить об этом, леди. Прошла всего неделя. Дайте нам немного времени. – Глаза ее вдруг испуганно округлились. – Леди… – В голосе девочки слышалась паника.

Элфрун обернулась. А вот и он, бредет себе с юга вдоль линии прилива.

– Это… Не бойся. Я его знаю. – Она поставила на землю корзинку, бросила грабли, а когда он приблизился, подняла руку.

– Леди. – Он почтительно склонил голову. – Я заставил вас ждать и прошу простить меня за это.

Она кивнула, с трудом стараясь не показывать, как она ему рада. Как всего за какую-то неделю она могла забыть его легкую грациозную походку и то, как гармонирует изгиб его бровей с линиями скул, отчего его лицо делается таким дружелюбным и открытым, даже когда он – как сейчас, например, – не улыбается.

А ей хотелось, чтобы он улыбался.

Даже более того. «О Боже, прошу тебя, пусть он улыбнется мне». Только что ей было очень холодно, она была угнетена и зажата, но тут вдруг по венам заструилось тепло, кровь радостно бурлила, как будто промозглый ноябрь внезапно обернулся маем.

Постепенно она все же вернулась к действительности и тут заметила, что Винн растерянно смотрит на нее. Она подхватила свою корзинку и, порывшись в мокрых и перепачканных в песке раковинах, достала оттуда небольшой промокший сверток.

– Вот.

Финн кивнул и взял у нее сверток, а она почувствовала, как в сердце кольнуло. Он сбросил с плеч свою котомку и поставил ее на край дюны, где песок был посуше, после чего повернулся к ней и аккуратно развернул маленький сверток.

– Я хорошо заботилась о нем, – как будто оправдываясь, сказала она.

– О, за это я не переживал, леди. – Он провел кончиками пальцев по красной эмали узора, и лицо его стало задумчивым и отрешенным.

Элфрун заметила, что Винн подошла поближе; руки ее по-прежнему крепко держали подол юбки с моллюсками, но все внимание было обращено на зеркальце.

Финн взглянул на девочку.

– Хочешь посмотреть?

Она молча кивнула.

– Садись.

С полным подолом раковин она неуклюже опустилась на песок, скрестив ноги, а Финн присел рядом и протянул ей изящную вещицу. Винн уверенно и с любопытством взяла зеркало двумя руками. Элфрун, глядя, как та крутит его и так и эдак, была поражена тем, что ей неприятно видеть, как с этой вещью обращается другая, пусть даже этот нескладный ребенок. Девочка лишь мельком взглянула на гладкую бронзу, и Элфрун удивилась тому, что Винн, похоже, больше интересует узкая ручка, а не широкая часть, полированная с одной стороны и украшенная гравировкой и эмалью с другой.