Комната спящих - Фрэнк Тэллис

На следующее утро Мейтленд вызвал меня к себе в кабинет. Он сидел за столом, усыпанным электроэнцефалограммами, книгами и листами бумаги, исписанными его характерным почерком. Папки, которые я тайком изучал, – те, что лежали в сером шкафчике, – теперь были навалены одна поверх другой около телефона.

– Всю ночь работали? – спросил я.

– Почти. Впрочем, около трех вздремнул полчасика. – Он указал на кушетку и снова взялся за бумаги. Казалось, Мейтленд должен был утомиться, но он, как всегда, выглядел ухоженным и жизнерадостным. Мейтленд только что побрился, от него сильно пахло одеколоном. Волосы сверкали от свежего слоя помады.

– Прошу, – приветливо пророкотал он. – Присаживайтесь.

– Как они? – спросил я.

– Без изменений, – ответил Мейтленд.

– Поразительно.

– Согласен.

Мейтленд показал мне необычные волны, которые обвел черными чернилами. Спросил моего мнения, затем сообщил, что уже заказал в Лондоне второй энцефалограф.

– Доставят днем. У меня есть подозрение, – продолжил он, ткнув в красные волны пальцем, – что в этом все и кроется. Если разные пациентки продемонстрируют одинаковые результаты, это будет наш первый шаг. Сможем подвести под феномен физиологическую базу.

Мейтленд продолжал с энтузиазмом рассуждать. Умолкал только затем, чтобы проверить, слежу ли я за ходом его мысли. Мейтленд высказал довольно смелую догадку, что синхронные сновидения могут оказывать терапевтический эффект.

– Что, если они все проснутся исцеленными?

Даже в такую минуту Мейтленд надеялся на прорыв. Послушав его рассуждения час или два, я наконец осмелился напомнить о вопросе, которого Мейтленд упорно избегал.

– А если вообще не проснутся? – спросил я.

Мейтленд подтолкнул пальцем дорогую чернильную ручку, и она подкатилась ко мне. В этом движении ощущалась агрессия, словно Мейтленд хотел проложить между нами физический барьер.

– Об этом пока говорить рано. Опасность им не грозит.

– Уверены?

Мейтленд улыбнулся. В его улыбке читались удивление и легкое разочарование.

– На что это вы намекаете?

– Н-ну… – Я в нерешительности умолк и уже хотел выразиться потактичнее. Но тут посмотрел на папки, вспомнил прочитанное – грустные рассказы о несчастьях и потерях – и пришел к выводу, что это дело принципа.

– Думаете, у нас достаточно возможностей, чтобы решить проблему? Обладаем ли мы необходимым оборудованием?

– Подумайте, в каком состоянии пациентки. Мы не знаем, что с ними, и чем дольше это продолжается, тем больше возрастает риск.

– Им просто снятся сны. Что ж тут опасного?

– При всем уважении, Хью, они не просто спят. Пациентки вошли в состояние, очень напоминающее кому.

Мейтленд покачал головой:

– Сомневаюсь, что пациенткам что-то угрожает.

Повисла напряженная пауза.

– Если перевести их в Ипсвич…

Мейтленд перебил меня:

– Даже не обсуждается. В Ипсвиче комнаты сна нет и никогда не было. У них нет опыта. О чем вы вообще думаете? Тут за ними присмотрит сестра Дженкинс со своей командой. Нет, моим пациенткам переезд будет совсем не на пользу.

Мейтленд сделал ударение на слове «моим». Интонация его звучала угрожающе.

– Не уверен, Хью. При непредвиденных осложнениях в Ипсвиче им скорее сумеют помочь.

Лицо Мейтленда застыло, как каменное.

– Ничего непредвиденного не случится, – тихо произнес он.

Я не собирался отступать:

– Какие цели вы преследуете, Хью?

– Чтобы пациентки были живы и здоровы, пока не проснутся или мы не разбудим их при помощи химических стимуляторов.

– То же самое сделают и в Ипсвиче.

– Да, но тогда мы потеряем уникальную возможность.

Мейтленд многозначительно вскинул брови, давая понять, что ни к чему привлекать к делу посторонних. Потом с неискренним дружелюбием прибавил:

– Я всегда считал, что нехорошо взваливать свою ответственность на чужие плечи. У представителей разных ветвей медицины разные приоритеты. Мы же не хотим препираться с кардиологом каждый раз, когда решим изменить курс лекарств.

– Простите, Хью, не могу с вами согласиться. Думаю, пациенток следует перевести, и, если не поторопиться, может быть слишком поздно… – Я осекся.

– Вы это о чем?

Я набрал в легкие воздуха и произнес:

– Не ставлю под сомнение ваши суждения…

– Разве?

– Просто я беспокоюсь…

– За пациенток? – сухо уточнил он. – Или из-за результатов предстоящей проверки, а проверка будет.

Я вздрогнул, и Мейтленд продолжил:

– Помните историю с Хильдой Райт? Скорее всего, ее отравили мышьяком, а вы об этом не доложили.

– Что?

– Мы с вами уже обсуждали этот вопрос.

– Да, и вы сказали, что в дело с Хильдой Райт лучше не вдаваться.

– Мой дорогой друг, ничего подобного я не говорил. Просто изложил возможные варианты. А с коронером вы договаривались сами. Да и как могло быть иначе? Я эту женщину ни разу не видел.

Я был потрясен. Окончательно меня сразило продолжение.

– А случай с Чепменом? Вам повезло, что не началось расследование.

Я почувствовал вспышку гнева, и в этот момент ручка Мейтленда покатилась по столу. Он попытался поймать ее, но не успел. Ручка упала на пол. Некоторое время я просто смотрел на нее, потом наклонился, поднял и вернул на место.

– Спасибо, – произнес Мейтленд.

Он внимательно посмотрел на меня. При других обстоятельствах кто-нибудь из нас прокомментировал бы странное поведение ручки. Но Мейтленд только что угрожал мне, и теперь я думал над ответом. Но затраченные мысленные усилия оказались напрасны – Мейтленд вздохнул, развел руками в примирительном жесте и произнес:

– Послушайте, Джеймс, у вас блестящие перспективы. Я доволен нашим сотрудничеством и хотел бы продолжить его. Не надо упрямиться. Зачем доводить до крайностей?

Мейтленд говорил самым благозвучным своим голосом, совсем как на радио. Мелодично, добродушно, а главное, убедительно.

– Обещайте сделать кое-что для меня. Отправляйтесь к себе в комнату или идите погулять – все равно. Главное, найдите тихое место, где вас никто не потревожит, и подумайте как следует над нашим разговором. Попытайтесь взглянуть на ситуацию со стороны. Понимаю ваши сомнения. Вы очень ясно высказались. И все же надеюсь, хорошенько поразмыслив, вы со мной согласитесь.