XVII. Грязь, кровь и вино! - Игорь Шенгальц

И все же, худо-бедно можно метать любой нож, и цели своей я добился – кинжал воткнулся в спину нападавшего, войдя в тело сантиметров на десять и заставив того резко вскрикнуть и судорожно пытаться нащупать руками клинок.

Этим моментом ловко воспользовался барон: одним плавным движением оказавшись рядом с врагом, он пинком выбил шпагу из его рук, и тут же сокрушительным ударом в лицо, вколачивая зубы в глотку, сшиб его с ног, да так удачно, что противник рухнул на спину, тем самым насадив себя на дагу, как цыпленок на вертеле.

Пятидесятисантиметровый клинок легко прошел сквозь тело, и хотя из груди не вышел, на этом все было кончено. Короткие конвульсии. До свидания!

Де Пьемон кивком поблагодарил меня за своевременную помощь и вытащил, наконец, свою шпагу из тела первого противника.

– Не забывайте, барон, там еще есть желающие заняться фехтованием!

Пороховой дым к этому времени уже рассеялся, и я увидел, что проход на второй этаж свободен. Спускаясь вниз, убийцы отперли решетки и не заперли их за собой. Грех было не воспользоваться такой удачей.

– Наверх, скорее!

Бежать я не мог, сил уже не хватало, даже дыхалка молодого тела де Браса не выдерживала. Барона тоже изрядно пошатывало. Опираясь друг на друга, мы добрались до лестницы.

Там нас ожидали еще трое.

– Вы знаете, шевалье, я однажды взобрался на гору пешком. Удивительно, но тогда было намного легче, чем сейчас.

Барон устал. Это было видно и по его чуть опущенной шпаге, и по взгляду, и по одежде, пропитанной кровью и потом. Но сдаваться он не собирался.

Противники же были полны сил и решимости. Они видели наше состояние и считали, что легко справятся с двумя вымотанными до изнеможения людьми.

Приятно было показать им, что они просчитались. На этот раз я убил одного – без особых затей, прямым выпадом, но он успел зацепить меня в бок, причем глубоко, а барон прикончил сразу двоих: одного заколол, а второму просто свернул шею. Никак не подумал бы, что его руки обладали столь бешеной, дикой силой.

– С вами приятно иметь дело, господин шевалье!

– Взаимно, господин барон!

Перешагнув через труп, я одолел последние ступени и вышел на открытую площадку второго этажа. Отсюда как на ладони был виден нижний холл, сейчас полутемный и все еще местами слегка задымленный. Шесть разряженных мушкетов были прислонены к балюстраде. На площадке не было ни души. В обе стороны вели анфилады[37] комнат, двери были широко распахнуты.

Оставался еще как минимум один враг – тот, кто командовал отрядом убийц. Вряд ли он лично участвовал в драке. Но он исчез, скрывшись где-то в доме. Этого человека нужно брать живьем, он точно знал, кто и с какой целью устроил нам ловушку.

Де Пьемон думал так же и логично предположил:

– Далеко он уйти не мог, здесь все же не Лувр.

– Тогда вы – налево, я – направо! Поймаем мерзавца! Побежали?

Барон расхохотался:

– Аллюром, шевалье, исключительно легким аллюром…

Наваррец

Я шел сквозь анфиладу комнат, держа в одной руке шпагу, а в другой – дагу. Все комнаты, которые я проходил, были богато украшены: паркетные полы, драпированные дорогой материей стены, картины в золотых рамах, мебель из красного дерева. Дела у торгового дома шли отлично до сего дня.

С улицы дом казался меньше, чем был на самом деле. Скорее всего, он объединял в себе пару соседних строений и задние пристройки.

Вскоре начались рабочие комнаты, заставленные шкафами, набитыми бумагами, и столами писарей. Вот только до сих пор ни единого человека я не встретил. Даже слуги, если они тут были, попрятались куда-то, как мыши, и не высовывались.

Но меня интересовали не слуги. В первую очередь – командир напавшего на нас отряда. Он был еще в доме, где-то рядом, я чувствовал это. Вот только кому повезет его встретить первым: мне или барону? Ну а потом, мне нужно отыскать хозяев дома и забрать, наконец, эти проклятые бумаги.

Память де Браса услужливо рисовала образ человека, с которым я встречался здесь в прошлый раз: не дворянин – это точно, скорее буржуа, но при деньгах – полноватый, облаченный в просторный черный камзол, голова с залысинами, взгляд твердый – мэтр Бертон. Меня проводил к нему один из писцов, а всего по дороге я насчитал человек десять за работой, склонившихся над столами с документами, – по нынешним временам – огромный штаб, значит клиентуры у «Торгового дома» хватало с лихвой.

Рана в боку беспокоила меня при каждом шаге. Как же неудачно вышло – убить стольких врагов и получить случайный удар шпагой в самом конце!

Я миновал, наверное, три или четыре комнаты, пока не уперся в тупик. Очередная дверь оказалась заперта. Я навалился плечом – безрезультатно.

Попробовать выбить с разбега? Не факт, что получится. Да и я не похож на полицейский таран, еле двигаюсь, вдобавок, истекаю кровью, глядишь, сам рухну в обморок с минуты на минуту.

Пока я соображал, что делать, за спиной послышались громкие шаги.

Опять драться?

К счастью, это был барон. Он двигался уверенно, видно, слегка оклемался. Хотя вид де Пьемона был ужасен: взлохмаченные волосы, лицо в запекшейся крови, своей и чужой, дикий взгляд и злобный оскал. Не хотел бы я повстречаться с ним в темной подворотне.

– Я проверил вторую половину, там никого.

– Тут запертая дверь, не поддается.

– Дайте-ка я попробую!

Барон разогнался и врезался в дверь. Раздался глухой удар, дверь выдержала, а вот де Пьемон скривился от боли.

– Надежно делают, черти. Сейчас еще разочек!..

– Погодите-ка секунду…

Я заметил легкое колыхание портьеры, двумя шагами приблизился к ней и выдернул наружу мелкого плюгавого человечишку, всем телом трясущегося от страха. На поясе его висела внушительная связка ключей.

– Кто таков? – мой рык был столь грозен, что ноги человечка подкосились, и я едва удержал его в вертикальном положении.

– Я слуга здешний, Клебер. Не убивайте, господин! Господом богом нашим заклинаю!

– Рассказывай, suka, что знаешь! – я непроизвольно вставил слово по-русски, но никто не обратил на это внимания.

– Я ничего не знаю, господин, клянусь! Они ворвались с вечера, всех, кто был в доме, увели в дальние комнаты, я их больше не видел. Потом засели внизу и хватали каждого, кто приходил в дом, никого не отпускали. Меня одного оставили, чтобы еду и вино им носил и прислуживал.