Бумажный занавес, стеклянная корона - Елена Михалкова

Он быстро привел себя в прекрасную форму. Вскоре Руденя уже сам набирал учеников. Он отрастил волосы до плеч, научился отличать стильные джинсы от старомодных, отбелил зубы и сделал небольшую пластику носа. Год спустя к нему валом валили мужчины с поникшими плечами и отвисшими брюшками, полагающие, что и из них можно вылепить таких вот атлетичных красавцев с римским профилем.

Эротические товары остались в прошлом. Руденя снимался уже в рекламе нижнего белья. Кроме тренажерного зала, он проводил свободное время в танцевальной студии. Для его плана владение телом было необходимо.

Он видел не только свои сильные стороны, но и возможности, которые предоставляет столица. Его тело мелькало в нескольких клипах. Он неплохо заработал на рекламе нового спортивного клуба. Другой на достигнутом остановился бы, но Ивану этого было мало.

Руденя задумал сделать свое шоу. Чтобы зрители, афиши, деньги, шумиха и много-много внимания. Что-нибудь такое, отчего привычная к развлечениям Москва ахнет и шмякнется оторопело на задницу, точно деревенская бабенка, впервые вывезенная на огромный базар. По-цирковому яркое, блестящее, безвкусное! И над всем этим богатством чтобы сияло и переливалось имя Ивана Рудени.

Москва любит дерзких и упорных.

Пять лет спустя после того, как он первый раз перешагнул порог тренажерного зала, Руденя вплотную подошел к осуществлению своей мечты.

Да начнется шоу!

Танец красивых мужчин с элементами стриптиза. Шутки ниже пояса, непристойные движения, вульгарные костюмы – все, что любит публика! Иван нашел еще троих парней, договорился с клубом, отыскал талантливого постановщика, который быстро сварганил для него танец-китч. «Котики идут» – называлось представление. Участники шоу представали в образах льва, тигра, барса и гепарда. Особенно широкие возможности для двусмысленных па предоставляли хвосты.

Иван был почти всем доволен. Но только почти. Не хватало какой-то малости. Изюминки, которая заставила бы публику открывать рот в предвкушении испеченного им кекса. Руденя измучился, фантазируя, что это могло бы быть.

Как вдруг на одном из московских телеканалов увидел передачу про Олесю Гагарину.

Вот оно! Нашлась его вожделенная изюминка!

«Привести ее в порядок, – просчитывал Иван. – Включить в шоу. Допустим, привязать к условному дереву. Три зверя хотят ее разорвать, а четвертый спасает. И пусть потом она песню ему поет. Лабуду какую-нибудь напишем. Два куплета, три аккорда».

Он чувствовал: это то, что надо. Публика будет в восторге! Она любит истории триумфального возвращения. Особенно если они приправлены острым перцем насмешки. А посмеяться будет над чем!

Главное, чтобы Гагарина не успела спиться. Возиться с алкоголичкой – никакого смысла. Себе дороже.

Сказано – сделано.

Он подстерег Олесю возле мусорных баков. Разыграл простейшую постановку: двое с телекамерами выпрыгивают из-за помойки и наседают на бедолажку, но тут появляется спаситель в джинсах и облегающей футболке (Кельвин Кляйн, цвет «черное золото», модель из последней коллекции) и пинками гонит их по двору. Потом изумление. «Простите… Вы – та самая Гагарина!» Руденя был крайне предупредителен и явно смущен. «Я поклонник еще со времен «Рассвета»… ваши снимки висели у меня над столом… Ваш голос проникал в душу…»

Самое смешное, насчет снимков – чистая правда. Даже влюблен был одно время в ту девочку с кудрями и глазищами. Месяц или два, уже не вспомнить.

Гагарина долго не осознавала, чего от нее хотят.

«Умоляю, позвольте вам помочь! Я вижу, что вы в беде».

Он наплел что-то о рыцарских идеалах, о том, что дал обет помощи нуждающимся… Не важно, что говорить – важно как. Проникновенно, негромко. И повернуться профилем, будто невзначай: чтобы впечатлилась.

Олеся не просто была впечатлена – после мучений последних месяцев ей показалось, что явился ангел. Златокудрый, широкоплечий. Она соображала так плохо, что проглотила бы любую чушь.

Руденя занялся ею основательно. «Работы – непочатый край!» – трезво отмечал он, рассматривая, в кого превратился кумир его юности. Иван отыскал хорошего диетолога. Оплатил медицинское обследование. Когда Олеся срывалась, утешал ее, но твердой рукой возвращал в колею. Когда достигала успехов, был щедр на похвалу.

Довольно беспринципный мальчик, он осознавал, что самая выигрышная тактика в данном случае – добиться, чтобы Олеся в него влюбилась. Влюбленная женщина способна на такие подвиги, какие мужчинам и не снились. Проще закрыть грудью амбразуру, чем похудеть на сорок килограмм.

Разумеется, план сработал. Гагарина медленно выкарабкивалась из плена своего жирного тела. Руденя вовсе не собирался возвращать ей прежний образ, да это было и невозможно: слишком далеко ушла нынешняя Олеся от той кудрявой девочки, которой была когда-то. Но для его шоу требовалась именно такая Гагарина: в меру толстая, в меру узнаваемая. Пусть зрители качают головами: «Надо же, какая она стала! А помните?.. Вот что годы с людьми творят!»

Но незаметно в план Рудени вторглось непредвиденное обстоятельство.

Никто не мог этого просчитать.

Ни один предсказатель не рискнул бы выставить себя на посмешище, предупредив о нем.

Не просто маловероятное событие – невозможное!

И все-таки случилось.

Руденя влюбился в свою подопечную.

Не в молодую звонкую девочку, которую он помнил. А в эту толстую измученную тетку, которую видел каждый день. В тетку, которая понемногу начала смеяться. К которой после долгого молчания возвращалась речь. Которая теперь ждала его после тренировок, чтобы обсудить случившееся за день. Которая заливалась краской, если чувствовала на себе его слишком долгий изучающий взгляд, и смущалась собственной неловкости.

Эта женщина так благодарно ловила крохи перепадавшего ей неискреннего тепла, так расцветала от малейших его вынужденных прикосновений, что лживое и придуманное чувство каким-то неведомым, но явно волшебным образом переродилось в искреннее и глубокое.

Руденя знал от Олеси, что проделал с ней бывший муж. Иван так был уверен в своей бесчувственности, что проворонил момент, когда в нем проснулась острая ненависть к Мусатову. Отныне уподобиться ему стало совершенно немыслимо. Он не может, просто не может устроить то же самое, что этот лощеный урод!

Мысль, что Олеся, привязанная к искусственному дереву, станет участвовать в его похабнейшей постановке, вызвала у Ивана приступ такого стыда, что его скрутило прямо в душевой кабине.

«Хана моему шоу».

Когда Руденя, наконец, понял, что с ним произошло, то сначала сказал себе, что он кретин. Дебил, придурок. Валенок. Утырок. И много других слов сказал Иван Руденя, случайно обнаруживший в себе живого человека, а не карьерную машину с четко выстроенными планами на ближайшую пятилетку.

Таким его и застала Олеся: отчаянно ругающимся перед зеркалом.