Таверна трех обезьян - Хуан Бас

Лупаса отличал неровный, непредсказуемый стиль: он мог сыграть одну партию, как мастер, а следующую – как новичок. В целом, с ним тоже следовало держать ухо востро.

Моя пылкая уверенность, будто я вот-вот сорву банк, вскоре поостыла: меня быстро щелкнули по носу. Перед сбросом банк уравняли до двух тысяч с каждого: поставили все, кроме Лупаса. Я остался с парой дам, и мне пришла третья: приличная тройка. Первым ходил Красотуля, который также прикупил три карты: он спасовал, также поступили Дерьмолап и Трини. Более-менее очевидно, что этот тур за мной – ни у кого не сложилось сильной комбинации. Я поставил еще две тысячи, чтобы окончательно их обезоружить. Трини и служивый пасанули, но Пеп, а его рука была первой, поднял ставку до трех. Он затаился, чтобы оценить обстановку, и теперь готовился подловить меня. Уверен, что он тоже собрал тройку, вероятнее всего, достоинством ниже моей… И хотя он, в свою очередь, наверняка знал, что у меня тройка, едва ли ожидал увидеть карты такого высокого достоинства. Я интуитивно чувствовал, что у него должна быть тройка валетов… Я взглянул на три тысячи и добавил еще две. Он без колебаний сравнял ставки и пошел на повышение, положив банкноту в пять тысяч. Он пытается нагреть меня или блефует? В банке уже скопилась достаточно круглая сумма, превышавшая предел возможностей такого человека, как я, который ставит скупо из-за тощего кошелька. С другой стороны, как и всякий порядочный игрок, лидер не относился к тем, кто рискует тысячей дуро, чтобы выиграть тысячу песет.

Впоследствии я просмотрел немало фильмов (почти все – американские), где покеру отводилось не последнее место в развитии сюжета. И в глаза всегда бросалось множество неправдоподобных несуразиц: чего стоит, например, до нелепости безрассудный блеф, когда кто-то из героев рискует огромными деньгами из-за более скромной суммы; но особенно меня веселило, с какой невероятной легкостью игроки выдавали, блефуют они или нет: излюбленный прием – «непроизвольный» нервный тик, естественно, не ускользавший от внимания очередного «умного» героя.

Пеп со своим каменным лицом за проклятыми солнечными очками меня достал: я был уверен, что его положение намного хуже моего, но я никогда этого не узнаю, поскольку не стал платить еще пять тысяч, чтобы увидеть его карты. Он забрал мои деньги – десять тысяч на первой сдаче! – а я остался с носом. Чтобы прийти в себя, я принялся созерцать влажное пятно на стене, которое всегда напоминало мне озеро, удивительное и глубокое, куда я был бы не прочь броситься, сваляв такого дурака, как сегодня.

Сеньора Трини посоветовала мне выйти из игры. Я уже попытал счастья один раз, сыграл плохо, мне это дорого обошлось, так что хватит. Я не подчинился. Она на меня рассердилась. И хотя она была права, и в ту ночь я проигрался дотла, я никогда не раскаивался, что не послушался своего доброго друга.

В кладовой было очень жарко – наверное, больше тридцати градусов. И может, жара тоже повинна в том, что все пошло наперекосяк. Воздух туда поступал только через маленькое оконце под потолком, выходившее на задворки, те самые, где однажды в мусорном баке нашли тело одного из братьев Монтовио с горлом, перерезанным от уха до уха. И это оставалось единственным трагическим событием, связанным с покером и омрачавшим историю игорного заведения «Плэйерс» – до того, которое должно было вот-вот произойти.

Братья Монтовио, двое цыган тридцати с лишним лет, скопили неплохой капиталец, торгуя в розницу всяких хламом. Как мне рассказывали, они были вальяжными весельчаками и лихо проигрывали. Правда, один из них, погибший, всегда носил с собой охотничье ружье с отпиленным стволом, завернутое в детское одеяльце – деталь, показавшаяся мне сюрреалистической.

Однажды ночью означенный брат выиграл у своего родича крупную сумму. Проигравший страшно разъярился, покинул стол и само заведение. На следующее утро труп счастливчика обнаружили в переулке. Обрез, похоже, мало помог: он лежал, заряженный, в детском одеяльце в нескольких шагах от места нападения. Естественно, в карманах мертвеца было пусто.

Цыгана выпустили из тюрьмы за недостатком улик, и он никогда больше не возвращался в «Плэйерс». Однако заведение стояло опечатанным в течение шести месяцев; потом дело замяли – Дерьмолап потянул за нужные ниточки с помощью денег сеньоры Трини в понятно каком департаменте на Виа Лайетана.

Наша партия продолжалась. Через два круга я ухитрился компенсировать потери на хорошей сдаче в открытую, когда ко мне пришла пара тузов.

Мне кажется, все так паршиво обернулось не только из-за жары: положение усугубило и то, что Дерьмолап той ночью капитально прикладывался к бутылке, накачиваясь коньяком «Маскаро» с равномерным ускорением… Это, равно как и сдача, когда он играл против Лупаса.

Сдавала сеньора Трини, в открытую. Мы договорились, что каждый получает по пять карт, по одной за раз, со ставкой в тысячу монет перед началом очередного круга; одна карта у нас оставалась картинкой вниз. По окончании сдачи как будто выигрывал Дерьмолап с парой королей. Единственным, у кого тоже подобралась мало-мальски стоящая комбинация, оказался Лупас, но у него была пара десяток. Первым делал ставку Дерьмолап. Твердо уверенный в своих силах он поставил десять тысяч. Все остальные пасовали. Лупас задумался: помимо пары у него имелись туз и двойка. На руки уже сдали второго туза, каре ему не светило, зато он мог надеяться на тройку десяток или две пары – с двойкой. Над этим следовало бы поразмыслить и Дерьмолапу, хотя бы после того, как Лупас раскошелился на десять тысяч и поднял ставку до двадцати.

Деньги у Лупаса кончались: недавно он выложил на стол, вытащив из носка, последнюю пачку банкнот, аккуратно перетянутую резинкой. Если бы Дерьмолап почуял подвох, этот розыгрыш остался бы всего лишь очередной сдачей в нашей ночной партии.

В покере, чтобы оставить других на бобах, не надо, стремясь выиграть любой ценой, ставить при каждой сдаче, выгоднее проигрывать – минимальное количество раз, конечно. Следует непременно воздерживаться от крупных ставок, когда анализ расклада не дает ясного понимания шансов на выигрыш. Большой куш срывается в тех редких конкретных случаях, когда удается раскрутить на высокие ставки партнеров, у которых на руках тоже очень хорошие карты, при условии, что вы твердо уверены – ваша рука останется лучшей, даже если удача внезапно изменит вам, что так часто случается в азартных играх.

Две другие открытые карты Дерьмолапа были валет и дама. На сдаче показывался второй валет, но ни дамы, ни короля не выпадало: вероятность составить тройку или две пары была высока. Этими соображениями Дерьмолап немедленно громогласно поделился: он поклялся, что разделает противника вчистую, одни очки останутся.

Лупас спокойно закурил тонкую черную сигару и с вызовом посоветовал положить в банк двадцать бумажек вместо того, чтобы звонить попусту, если ему все ясно. Дерьмолап подтвердил, будто нутром чует, что пятая карта, которую Лупас пока не вскрыл, наверняка не туз. Он посмотрел на двадцать тысяч и добавил еще столько же.

Мы с Трини переглянулись, подумав одновременно об одном и том же. Даже Красотуля снял на миг солнечные очки, метнув на легавого острый осуждающий взгляд непривычных к свету пронырливых глазок. Дерьмолап только что совершил классическую ошибку новичка: он дал понять, что не располагает тройкой и боится двойной пары высшего достоинства, если темной картой противника окажется туз. Но ставки были сделаны, и, разумеется, никто не стал растолковывать ему прописные истины.