Любовью спасены будете... - Андрей Звонков

– Я подумаю, идея необычная.

Герман оживился.

– Думай, но поскорее! – Он подъезжал к тракторному остову и повороту на Матурово. Он притормозил, пропуская велосипедиста. На багажнике того лежал привязанный магнитофон, из которого доносилась знакомая и в то же время какая-то незнакомая мелодия. До Вилечки словно сквозь вату донеслись слова: «Подойди скорей поближе, чтобы лучше слышать… если ты еще не слишком пьян… о несчастных и счастливых, о добре и зле, о лютой ненависти и святой любви…» Вилечка вдруг ощутила себя на диванчике в холле подстанции, за новогодним столом… Виктор отложил гитару и сказал кому-то: «Никольский, Константин Никольский».

Вилечка закрыла лицо руками и зарыдала, она вдруг сквозь слезы закричала:

– Как вы могли? Это же предательство! Никогда! Никогда! Это Витин сын! Витин и мой! Вы понимаете? Как ты мог, папа?

Маша повернулась к ошарашенному этими словами Герману и выразительно постучала пальцем по лбу. Она развернулась назад и стала успокаивать Вилечку:

– Девочка, успокойся. Папа просто пошутил, мы все пошутили…

– Глупая шутка, – глотая слезы и всхлипывая, сказала Вилечка. – Я Витю не брошу, – непонятно о ком сказала она.

– Глупая, – согласилась Мария Ивановна, – прости нас.

Велосипедист уехал. Герман, с трудом выходя из оцепенения от Вилечкиных слов, выкатился следом, они с Машей закрыли окна.

Вилена успокоилась, взяла у Маши носовой платок, вытирала набухший носик. Они ехали меж полей, тут тоже были видны следы урагана и смерча. Хлеба легли. Герман включил радио. Диктор объявлял:

«…прошедший ночью ураган в Рязанской области произвел разрушения в ряде сел, отмечены смерчи, скорость ветра местами достигала ста двадцати – ста пятидесяти метров в секунду. По многолетним наблюдениям, подобные явления и природные катаклизмы в окрестностях Рязани не наблюдались уже более двухсот лет…»

Герман удивленно поднял брови.

«К счастью, смерч прошел по прямой через леса и поля более тридцати километров, после чего самоликвидировался… – сменился голос диктора голосом репортера на фоне уличного шума, – фактически, по наблюдениям очевидцев, смерч зародился на границе атмосферных фронтов в окрестностях села Сбитнева и, произведя незначительные разрушения, через лес и поля прошел до села Матурова, где в настоящий момент и находится передвижная радиостанция нашей редакции…»

Герман прокомментировал:

– Значит, мы их скоро увидим. А что ж они так поздно? – Он глянул на часы на приборной доске. – Скоро три, а ураган прошел ночью.

«…Мы видели полегшие хлеба на полях, поваленные телеграфные столбы и линии электропередач…» – продолжал журналист.

– А куда им спешить? – сказала Маша. – Это в Америке сейчас репортер летел бы верхом на смерче, делая репортаж с места событий, а у нас удивительно, что вообще рассказывают.

Герман двигался не быстро, мешали разбросанные по дороге наломанные сучья и ветки, куски шифера, и чем ближе они подъезжали к селу, тем больше их было.

«Позже мы продолжим рассказ об урагане, прокатившемся в Рязанской области, – сменил дикторский голос шипящего репортера, – а сейчас послушайте легкую музыку».

Герман сказал:

– Подъезжаем, – и, качнув головой в сторону Маши: – В дом заходить будем?

– Давай, – сказала Мария Ивановна, – мне надо кое-что забрать.

Герман проехал мимо небольшой кучки людей, стоявших у дома Людки и тетки Евдокии. Через спины он увидел, что весь двор и крыша дома завалены яблоками, сучьями, кусками шифера и содранного рубероида. Он спросил Машу:

– Как это?

– Это зеркало, – ответила Маша. – Кто вызвал, к тому и пришло.

Герман проехал еще метров пятьдесят и притормозил у своего дома. Рядом с «москвичом» стоял зеленый уазик с антеннами на крыше. На борту надпись «Радио Рязани».

Деревенские зеваки то подходили к Людкиному забору, то отходили подальше, но зайти никто не решался.

Неподалеку от уазика двое орали друг на друга:

– А я знаю отчего? Что вы ко мне со своими вопросами? Звоните в Рязань, вызывайте ученых или прям сразу в Москву в Академию наук!

– Да вы понимаете, что это природный феномен? – орал молодой парень с магнитофоном на боку.

А мужчина в годах, в брезентовой куртке и сапогах, отвечал ему:

– Да хрен с пробором я положил на твой феномен! У меня хлеба полегли на полторы сотни гектаров! А ты мне про феномен?!

– Что вы говорите? Хлеба полегли не только у вас, по всей области полегли! А смерч только у вас прошел!

– Слушай, парень, отойди от греха! Мне сейчас электричество восстанавливать, крыши с ферм снесло! Уйди!

Герман заслушался, не выходя из машины. Маша пошла отпирать калитку, стояла, возилась с замком. Одна Вилечка смотрела на странный дом.

И вдруг крыша его просела посередине, и, будто карточный домик, стены пошли внутрь, раскатываясь на бревна. Изумленная толпа брызнула в стороны, пыль поднялась выше забора и деревьев. Треск и грохот накрыл всех.

В толпе ахнули, кто-то запричитал, потом притих. В тишине раздался стонущий голос:

– Помогите!

Вилечка вышла из машины, оглянулась на спящего на заднем сиденье малыша и вдруг, будто подхваченная ветром, помчалась к развалившемуся дому. Кроссовки прохрустели по рубероиду и шиферу, малина хлестнула по голым коленкам. Из дома снова донеслось дребезжащее:

– Помогите!

От дома и с дороги кричали:

– Назад!

– Виля, не смей! – донесся мамин голос.

Вилена подняла черенок лопаты, засунув между дверью и косяком, надавила всем телом. Дверь приоткрылась, только чтобы пролезть. Она проскользнула внутрь. Еще одна дверь, эта была открыта. Внутри в пыльном облаке она разглядела поваленный шкаф, сверху придавленный бревнами, и торчащие из-под него ноги с грубыми мозолями на пальцах и пятках. А совсем неподалеку, придавленная поперек спины балкой, тянула к ней руки старуха:

– Помоги!

Вилечка подскочила и попыталась приподнять балку. Тяжело. Старуха повернула к ней голову.

– За руки, дай руку, – попросила она.

Вилечка пробормотала:

– Сейчас, сейчас, – и взялась за сухие морщинистые пальцы.

– Спасибо, – сказала старуха и с костяным стуком уронила голову на пол.

Вилечка присела рядом, потрогала сонную артерию на шее, тихо. Сзади ворвался Герман:

– Ты что? С ума сошла? Пошли отсюда!

Бревна, сложившиеся домиком, потрескивали.

– Пошли, – спокойно сказала Вилечка, – все кончено.

Маша стояла у поваленного забора, с первого взгляда она поняла, что произошло. Обняв дочь за плечики, по пути к машине спросила: