СССР. Зловещие тайны великой эпохи - Николай Непомнящий

Имена ученых и инженеров, сконструировавших и построивших «Луноход-1» и «Луноход-2», долгое время держались в секрете. Правда, теперь мы знаем — первое транспортное средство для Луны было создано в конце 60-х годов в СКВ под руководством Г.Н. Баба-кина. А вот изобретено оно намного раньше, в середине 50-х. Как это произошло? Кто придумал первый вариант лунохода? Вот что об этом мне рассказал человек, лично знавший изобретателя, кандидат физико-математических наук Виталий Александрович Бронштэн.

Звали его Юрий Сергеевич Хлебцевич. Он родился в 1916 году в городке Черемхове под Иркутском в семье преподавателей. В 1921 году все семейство перебралось в Москву, где Юрий закончил семилетку, потом фабрично-заводское училище, рабфак и, наконец, Московский энергетический институт.

В 1941 году с началом войны молодого инженера призвали в армию. Но уже в 1943 году он был отозван в Москву для доработки изобретенного им взрывателя для мин. И с той поры до 1953 года проработал в засекреченном конструкторском бюро, защитил кандидатскую диссертацию. А когда перешел на работу в Московский авиационный институт, появилось больше свободного времени, возможность заняться проектами не только сегодняшнего, но и завтрашнего дня.

В ту пору журнал «Знание — сила» попробовал заглянуть на два десятилетия вперед, посмотреть на мир как бы из года 1974-го. Авторы журнала, среди которых был и Ю.С. Хлебцевич, постарались придать своим фантастическим очеркам максимум реальных деталей. В помещенном на страницах якобы правительственном сообщении о полете и высадке на Луну первой советской экспедиции приводились фамилии космонавтов (конечно, вымышленные), подробности технического оснащения…

С датами и фамилиями, как известно, произошел «прокол»: первая экспедиция на Луну высадилась в 1969 году, и на Луне оставили свои следы не четверо, а двое астронавтов (третий ожидал на окололунной орбите), и фамилии они носили американские… А вот что касается некоторых технических подробностей, тут авторы попали в самую точку. Последующие полеты показали, что на лунную поверхность можно опускаться, не боясь утонуть в лунной пыли, что по Селене можно не только ходить, но и передвигаться на транспорте…

— Больше технических подробностей затем появилось в «Литературной газете» (от 4 августа 1955 года) и в журнале «Наука и жизнь» (№ 11 за 1955 год), — рассказывал Бронштэн. — Имя Хлебцевича, как автора проекта управляемой по радио танкетки-лаборатории, прочно вошло в лексикон лекторов, выступающих тогда на модную тему «Есть ли жизнь на других планетах?». Я и сам отлично помню, читая лекции в Московском планетарии, не раз употреблял термин «танкетка Хлебцевича»…

Чтобы нагляднее представить, насколько революционной была его идея, напомню, что до запуска первого спутника оставалось еще два года, и обо всем, что касалось космических полетов, всерьез говорилось лишь в очень узком кругу специалистов. А тут сразу — шум на всю страну и за ее пределами. Идея, что называется, овладела массами. И кое-кому это не понравилось..

В начале 1959 года Юрий Сергеевич с тревогой в голосе сообщил директору Московского планетария, что все его статьи из редакций изъяты, а ему самому строго-настрого запретили впредь писать или рассказывать публично о своих разработках.

— Как, кто запретил?!

— Соответствующие органы…

Хотя прошло уже шесть лет со дня смерти И.В. Сталина, порядки в стране по-прежнему оставались жесткие, так что решение «органов» никто и не пытался оспаривать. Правда, кое-кто из лекторов как бы подпольно продолжал рассказывать о танкетке Хлебцевича. Но эта «партизанщина», на счастье, не привлекла тогда внимания КГБ — аудитория у лекторов была не ахти какая массовая…

— Но почему последовал такой запрет?

— Точно я этого не знаю, а спросить уже не у кого — Юрий Сергеевич умер в 1966 году. Да и сам он, я уверен, много не знал…

Остается ступить на зыбкую почву предположений.

Скореє всего, запрет последовал потому, что где-то в недрах «королевского хозяйства» примерно в это время были начаты работы по созданию реальных луноходов. И шум в прессе на эту тему прекратили во избежание случайных утечек информации. У нас в то время любили всяческие космические секреты.

Но если это так, почему не пригласили к сотрудничеству самого Юрия Сергеевича? Уж ему бы, казалось, и карты в руки! Объяснение этому может быть такое: Хлебцевич был не «из той системы». Возможно, С.П. Королев даже хотел привлечь специалиста, но сделать этого без согласия «компетентных органов» он не мог.

Так что «тачанки» для Луны мы все-таки сделали. Но не в 30-х годах, а полвека спустя. Кое-кто, впрочем, не без иронии называл их «лунными блохами».

«В далекой Мексике стоит на могиле белый камень с серпом и молотом на лицевой стороне. А на престижном Кунцевском кладбище в Москве на обелиске в форме флага, высеченного на красном граните, выгравировано изображение медали, которую вручают только Герою Советского Союза, — начинает свой рассказ Г.И. Анохин, известный российский ученый-скандинавист, академик Фарерской академии наук, профессиональный альпинист, ветеран Великой Отечественной войны. — В июне 1956 года, разжалованный до нуля из старших инструкторов альпинизма и туризма за катастрофу в днепропетровской сборной на Казбеке 31 декабря 1953 года, я впервые приехал в альпинистский лагерь «Искра» в ущелье Баксан на Центральном Кавказе из Запорожья, где первый год работал учителем физкультуры в средней школе № 30.

В первый же день прибывших распределили по отрядам, в отрядах — по отделениям. Меня, как «бывшего и опытного», тотчас избрали в отделении его старостой. Командиром отделения назначили свыше тоже разжалованного из инструкторов в младшие инструкторы литовца Акстинаса, а его заместителем — моего ученика, бывшего младшего инструктора Валентина Якубовича, разжалованного до стажера. Поэтому отделение получило тогда в лагере наименование «штрафного батальона».

Еще до того, как я стал составлять список нашего отделения новичков, я обратил внимание на тонкокостного, с гигантской залысиной, за которой вились рыжеватые волосенки, и высоким женским голосом одного из новичков. Хотя он говорил литературно абсолютно грамотно, пожалуй, даже избыточно литературно, он все же не поспевал за скороговоркой собеседников, а ряд слов бытовой речи со смехом переспрашивал, как бы понимая под ними что-то весьма веселое.

— Луис Меркадер! — назвался он мне, и я подумал: «Еврей из Прибалтики!..»

— Вы думаете, я еврей? — тотчас вслух догадался он, визгливо засмеявшись. — А я между тем каталонец из Барселоны, не испанец, а именно каталонец!

— Так и запишу, новичок! — согласился я.

Он оказался тридцати двух лет, на два года старше меня. А неулыбчивая и флегматичная женщина, как я заметил, постоянно молча стоявшая и следовавшая рядом с каталонцем, тоже оказалась с необычным именем — Анжелика. Она была женой Меркадера.

И так как альпинизм — особый образ жизни, а для ставших альпинистами это — шизофрения особого рода, которая всегда раздваивает человека, тянет его от других забот, дел, работы в горы, то и заболевший альпинизмом духовно остается в нем навсегда, испытывая особое чувство не просто дружбы, а кровного родства с теми, с кем пережил непогоду в палатке или на полке скальной стены, покорил вершину и спустился с нее, и в обществе равных прав все мы должны были стать как родные.