Городские легенды - Чарльз де Линт

Гарриет рассеянно кивнула. Гладкий поток вяло текущих мыслей впервые натолкнулся на острый клин беспокойства. Она вспомнила, как упала с велосипеда... неужели она головой ударилась?

— А что я здесь делаю? — спросила она.

Глаза старухи насмешливо сверкнули.

— Откуда же мне знать?

— Но... — Туман в голове Гарриет, похоже, сгустился еще сильнее. Она пару раз моргнула, потом откашлялась. — А где мы? — начала она снова.

— Где-то к северу от Грейси, — ответила Флора, — в той части города, которую люди твоего поколения, если я не ошибаюсь, именуют хип-хапом. К сожалению, точного адреса назвать не могу. Хулиганы, видишь ли, все таблички с домов посрывали, но, думаю, мы сейчас неподалеку от пересечения Флад-стрит и МакНил-стрит, где прошло мое детство.

Сердце Гарриет упало. Значит, она в Катакомбах, в районе, некогда бывшем голубой мечтой всех застройщиков Ньюфорда. Старым, усталым многоквартирным домам, бизнес-центрам и заводам предстояло уступить место раю по образцу яппи, снос прежних построек уже шел полным ходом, когда проекту вдруг было отказано в финансировании, и подрядчикам срочно пришлось сворачивать работы, чтобы не разориться вчистую. Кварталы заброшенных домов, перемежающиеся заваленными строительным мусором пустырями, — вот и все, что осталось от города мечты. Сейчас только бездомные, байкеры, наркоманы, люди, скрывающиеся от полиции, и вообще всякого рода отщепенцы селились здесь, самовольно захватывая опустевшие дома.

В целом Ньюфорде не было места опаснее этого.

— Как... как я сюда попала? — снова спросила Гарриет.

— А что ты помнишь? — вопросом на вопрос ответила Флора.

— Я ехала с работы домой на велосипеде, — начала Гарриет и выложила все, что помнила, о метели, о великане, который вдруг вышел перед ней на дорогу из вихрящегося снега, о том, как она упала. — И тут я, наверное, потеряла сознание.

Она подняла руку и начала ощупывать голову в поисках какой-нибудь ссадины или кровоподтека, но ничего не обнаружила.

— Он тебе что-нибудь сказал? — спросила Флора. — Ну тот... мужчина, которого ты испугалась?

Гарриет мотнула головой.

— Значит, это был Фрэнк. Он тебя и принес сюда.

Гарриет принялась вдумываться в смысл старухиных слов.

— Значит ли это, что кроме Фрэнка есть кто-то еще? — спросила она наконец. Когда она попыталась вспомнить иссеченное шрамами, обезображенное лицо гиганта, ей показалось, что память играет с ней злую шутку. Второй человек с таким лицом просто не может существовать.

— В каком-то смысле их двое, — ответила Флора.

— Вы не очень ясно выражаетесь.

— Сожалею, но иначе не могу.

«Не очень-то похоже на то, чтобы она сожалела», — подумала Гарриет.

— Так, значит... Фрэнк э-э-э... немой? — произнесла она вслух.

— Ужасно, правда? — отозвалась Флора. — Та кой высокий, здоровый парень — и немой.

Гарриет согласно кивнула:

— Но я все равно не понимаю, в каком это смысле их двое. У Фрэнка что брат есть?

— Он, как бы это сказать... — Старуха замялась. — Спроси-ка ты лучше у него сама.

— Но ведь вы же говорите, что он немой.

— Думаю, сейчас он в том коридоре, в самом конце, — продолжала Флора, не обращая вниманияна возражения Гарриет. Рукой она указывала на выход, противоположный тому, через который девушка попала в фойе. — Он обычно уходит туда поиграть.

Гарриет долго стояла и смотрела на старуху. Эта Флора, Анна или как там ее наверняка выжила из ума. Нормальные люди так себя не ведут.

Наконец она поглядела туда, куда показывала старуха. Мысли все еще путались. Долгое стояние утомило ее куда больше, чем должно было бы, язык, казалось, распух и занял собой весь рот.

Пойти домой — вот все, чего ей хотелось в тот миг. Но если она и впрямь в Катакомбах, самой ей отсюда не выбраться, она ведь не знает дороги. Да и защита от всяких кровожадных типов, которые, по слухам, нередко попадаются здесь, тоже не помешает. Хотя кто знает, может, этот самый Фрэнк еще страшнее их окажется...

Она оглянулась на Флору, но та по-прежнему не обращала на нее никакого внимания. Только закуталась поплотнее в свою шаль да отпила чаю из жестянки.

«Вот черт», — подумала Гарриет и двинулась через фойе.

Уже на середине коридора она услышала голос: ребенок тихонько мурлыкал какую-то песенку. Слова она разобрала не раньше, чем оказалась на пороге комнаты, занятой еще одним эксцентричным обитателем этого дома.

Фрэнк, скрестив ноги, сидел на полу посреди комнаты, перед ним были разбросаны вещички из сумочки Гарриет. Сама сумочка валялась в углу. Гарриет уже хотела тихонечко выйти из комнаты, пока Фрэнк ее не заметил, но его пение буквально пригвоздило ее к месту. Тот детский голос, который она слышала еще в коридоре, принадлежал ему, с его искореженных губ срывались эти высокие, невозможно сладкие звуки. Так могла бы петь маленькая девочка, прыгая через скакалку:

Фрэнк и Гарриет во саду

Целовались на дубу,

Поцелуй, за ним и свадьба,

Вот и Фрэнк коляску катит.

Лицо Фрэнка показалось Гарриет еще чудовищнее по контрасту с этим детским голосом. Он подбрасывал разные предметы из ее сумочки в воздух и ловил их на лету, не давая им упасть. Ее паспорт, кредитка, старые, еще из дома, фотографии, какие-то обрывки бумаги с записанными на них адресами и телефонами, бумажные деньги, банковская карта... выплясывали трепетное фанданго в воздухе под аккомпанемент его голоса, а его пальцы, такие толстые и неуклюжие, двигались с поразительной ловкостью и даже грацией. Помаду, пудреницу, ключи и мелкие монеты он выстроил напротив себя по линеечке, как солдатиков на игрушечном параде. Справа от него, на деревянном ящике, рядом со свечой, лежала полуобгоревшая десятидолларовая купюра. На другом ящике, по его левую руку, свернулась калачиком дохлая кошка: на первый взгляд могло показаться, что она спит, но остекленевшие глаза и распухший язык, вывалившийся из полуоткрытого рта, разрушали это впечатление.

Гарриет почувствовала, как в горле у нее нарастает крик. Она попятилась и тут же натолкнулась на стену. Детский голос смолк, и Фрэнк поднял голову. Фотографии, купюры, обрывки бумаги, как снег, посыпались ему на колени. Он смотрел на нее не отрываясь.

В первое мгновение Гарриет не сомневалась, что глаза, которые смотрят на нее с этого обезображенного лица, тоже совсем детские. Чистота и безмятежная невинность их взгляда странно не вязались с изуродованной шрамами плотью. Но уже в следующий миг они изменились, и хищный, коварный ум глянул из них на Гарриет.

Одним взмахом руки Фрэнк смел с колен клочки бумаги и денег.