Дикий сад - Марк Миллз

Фаусто приложился к бутылке.

— Но ты же пришел сюда не для этого. Или я ошибаюсь?

— Не ошибаешься.

— Ну так говори.

— У меня вопрос. Насчет Гаетано.

— Гаетано?

— Садовника, который ушел в прошлом году.

— Я знаю, кто такой Гаетано.

— Где он сейчас?

— Во Вьяреджо. У моря. У него там бар. Модное заведение, называется «Ла Капаннина».

— Ты там бываешь?

Фаусто посмотрел на перепачканные раствором руки.

— А ты как думаешь?

— И сколько же стоит такой бар во Вьяреджо?

— Говорят, ему досталось наследство от какого-то родственника с юга.

В его голосе явственно прозвучала нотка скептицизма.

— Не веришь?

— Откуда мне знать? И тебе-то какое до него дело?

Адам набрал воздуху, как перед прыжком.

— Когда мы разговаривали с тобой в прошлый раз, ты сказал, что Гаетано изменил показания насчет той ночи, когда погиб Эмилио.

— Я был пьяный.

— Соврал?

— Тебе это зачем?

— Просто скажи, что ты имел в виду.

Фаусто вздохнул:

— Послушай, об этом моему отцу рассказал на следующий день дядя Гаетано.

— О чем?

— О том, что его, когда он шел на виллу, едва не сбили с ног убегавшие немцы.

— Так Гаетано сказал?

— Своему дяде.

Адам ненадолго задумался.

— Значит, он пришел позже. Когда все случилось, его там не было.

— Дело давнее. Кто знает, что на самом деле случилось? Да и кому это надо?

— Мне.

Фаусто подался вперед:

— Послушай меня. Дела Доччи касаются только их. Кто ты? Сколько ты у них жил, неделю? Ты не знал их раньше и, скорее всего, никогда больше не увидишь. Так что не вороши прошлое.

— Почему ты решил, что я не знал их раньше?

— Что?

— Почему ты думаешь, что я не знал Доччи раньше?

— Ты сам сказал.

— Я не говорил.

— Говорил.

— Нет.

— Porca l'oca! Посмотри на себя! Посмотри! Окатил бы я тебя водой, да колодец пересох. Я ведь предупреждал. Предупреждал? Возьми себя в руки! Ты ведешь себя как сумасшедший. Не трогай их. Оставь.

Адам хотел сказать, что пробовал, пытался — и даже не раз, — но не смог. Теперь у него больше не оставалось выбора.

— Маурицио убил Эмилио? — спросил он без обиняков.

— Я на этот вопрос отвечать не стану.

— Почему?

— Потому. Откуда мне, черт возьми, знать?

— Но ты считаешь, что это возможно.

— Все возможно.

— Думаю, так оно и было.

— И что дальше?

— Думаю, что смогу это доказать.

— И что дальше?

— Ты не веришь в правосудие?

Фаусто презрительно усмехнулся:

— Ты рехнулся. А теперь уходи. Я серьезно. Уходи. — Он даже встал, показывая, что не шутит. И не пожал протянутую руку. Адаму ничего не оставалось, как повернуться и уйти.

— Синьора, вы проснулись?

— Да.

— Я открою ставни?

— Спасибо, Мария.

— Поспать удалось?

— Немного.

— Антонелла звонила. Купила рыбу на обед.

— Что за рыба?

— Какая разница? Она же знает, что я не люблю готовить рыбу.

— Вряд ли Антонелла сделала это тебе назло.

— У меня ничего не получится. Я только все испорчу.

— Насколько я знаю, ты ничего еще не испортила.

— Кроме того кабана в шоколадном соусе.

— Да, это было ужасно. Но с тех пор прошло уже лет двадцать.

— Двадцать три.

— Я рада, что ты это пережила.

— Маурицио с Кьярой приехали.

— На виллу заходили?

— Нет, сразу проехали к ферме.

— Надо пригласить их на обед.

— Антонелла уже пригласила.

— Вот как?

— Мне Кьяра нравится.

— Мне тоже. Где Адам?

— Уехал на велосипеде.

— В такую жару?

— Я в нем ошибалась.

— Ты только меня не жалей.

— Синьора?

— За все время, что мы знаем друг друга, я ни разу не слышала, чтобы ты признала свою ошибку.

— Он не дурак.

— Нет. Но молод и, значит, наивен.

— Ему двадцать два в следующем месяце.

— Он сам тебе сказал?

— Я видела его паспорт.

— Рыться в вещах гостей неприлично.

— Я убирала в его комнате. Паспорт лежал на комоде.

— Тогда ты прощена.

— Думаю, я ее запеку.

— Извини?

— Рыбу, синьора.

Вечер превратился в настоящее испытание.

Прежде всего, потому, что обед устроили в его честь. Такого рода вещи всегда напрягали Адама. Некоторые дети прямо-таки раздувались от ощущения собственной значимости на своих днях рождения; другие краснели, даже если задували все свечи с первой попытки.

Во-вторых, его посадили напротив Маурицио, а Гарри и Антонелла вернулись из Флоренции, пропустив по два коктейля, и беспричинно хихикали, как влюбленные подростки. И уж конечно, не помогло то, что теперь он наверняка знал: кто-то из присутствующих — сидящих за столом или прислуживающих — роется в его бумагах.

Адам знал это потому, что устроил ловушку: расположил строго определенным образом блокноты — постороннему могло показаться, что они небрежно брошены на стол, — направил шариковую ручку, лежавшую на стопке писчей бумаги, точно на левый угол верхнего листа. Просто, но действенно. В последний момент он взял чистый листок, написал несколько слов и положил между бумаг. Послание гласило: Я знаю, что вы роетесь в моих вещах.