Рефлекс змеи - Дик Фрэнсис

Я снова сел в кресло, а он подошел к окну и встал ко мне спиной, глядя на мертвые розы.

Он довольно долго размышлял. Мне в такой ситуации тоже пришлось бы подумать. Когда он заговорил, голос его совершенно изменился, и по тону, и по глубине, — он не дрожал, в нем не было ярости. Он говорил как обычно. Но — не поворачиваясь ко мне.

— Сколько народу, — спросил он, — видели эти снимки?

— Я не знаю, скольким показывая их Джордж Миллес, — сказал я. — Что до меня, то их видел только один мой друг. Он был у меня, когда я нашел эти снимки. Но он не знает ден Релганов. Он нечасто бывает на скачках.

— Значит, вы ни с кем не советовались, когда пришли сюда?

— Нет, сэр.

Еще одно долгое молчание. Однако я умел ждать. В доме было очень тихо. Словно бы он затаил дыхание, как и я. Бред.

— Вы собираетесь, — спросил он, — отпускать по этому поводу шуточки на скачках?

— Нет! — в ужасе ответил я. — Нет.

— Может... — Он осекся, но затем продолжил: — Может, вы ждете какого-нибудь вознаграждения… услуги... или наличными… за молчание?

Я встал, словно он ударил меня, а не сделал свой словесный выпад с шести шагов, не оборачиваясь ко мне.

— Нет, — сказал я. — Я не Джордж Миллес. Я думаю... думаю, мне пора.

И я пошел прочь — из комнаты, из дома, из этого заросшего сорняками имения, подгоняемый жестоко раненным самолюбием.

* * *

В среду ничего особенного не произошло. Даже меньше, чем я ожидал, — когда я отправлялся скакать в первом заезде, я узнал, что Корал-Кей сегодня в Кемптоне выступать не будет.

— Чертова скотина сегодня ночью долбанулась в своем стойле, — сказал Гарольд. — Я проснулся и услышал, как она бьется. Хрен ее знает, сколько она там провалялась, она была уже полудохлой. Виктора это не обрадует.

Когда плата за заезд ушла меж пальцев, нечего тратить деньги на бензин и ехать глазеть на скачки. Потому я остался дома и распечатал фотографии Лэнса Киншипа.

В четверг я отправился в Кемптон, чтобы участвовать в единственном заезде, думая, что, в смысле заработков, эта неделя уж очень тощая, но почти сразу, как только я вошел в ворота, в меня вцепился какой-то разъяренный коротышка, который сказал мне, что меня ищет его владелец, и если мне нужны заезды, то мне стоит побыстрее шевелить задницей.

Я и пошевелил, и получил заезд прежде, чем тот владелец тренер успел подумать, что я приехал не вовремя и передать заезды кому-нибудь еще.

— Как досадно, — пыхтел он, словно задыхаясь, хотя я понимал, что он спокойно стоял и ждал меня тут минут пятнадцать. — Мой жокей вчера сказал, что никаких последствий падения не чувствует. А сегодня утром нахально звонит мне и сообщает, что подхватил грипп.

— Ну что же, — я подавил смех. — Не думаю, что он может тут что-нибудь сделать.

— Очень опрометчиво.

У его лошадей легкие оказались получше, чем у хозяина, но тем не менее великих подвигов от них ждать не приходилось. Я пришел на одной из таких третьим из шести и полетел со второй за два препятствия до финиша. Малость ушибся, но ничего не повредил, лошадь тоже.

Третья лошадь, на которой я сначала и должен был скакать, была ненамного лучше — неуклюжее недоученное лошадиное отродье с брюхом под стать способностям. Я осторожно повел ее в заезде для новичков, стараясь походя научить прыгать, но благодарности от тренера не получил. Он сказал мне, что я скакал недостаточно быстро, чтобы разогреть ее.

— За нами было шестеро или семеро, — кротко сказал я.

— И впереди тоже.

Я кивнул.

— Ей нужно время.

А также терпение, недели и месяцы тренировки в прыжках. Возможно, у нее не будет ни того, ни другого. И, возможно, мне снова не предложат скакать на этой кляче. Тренер, несмотря ни на что, будет стремиться гнать ее, и она грохнется в ров, и это вправит тренеру мозги. Только бедную лошадь жалко.

Отсутствие лорда Уайта в тот день было для меня облегчением. А вот присутствие Клэр оказалось сюрпризом. Она ждала меня у весовой, когда я переоделся в уличное и пошел было домой.

— Привет, — сказала она.

— Клэр?

— Я подумала, что мне стоит прийти и посмотреть, как все это на самом деле происходит. — Глаза ее смеялись. — Сегодняшний день — это типично?

Я посмотрел на серое пасмурное небо, на жидкую четверговую толпу и подумал о своих трех так себе заездах.

— Довольно типично, — сказал я. — Как ты сюда добралась?

— На поезде. Весьма познавательно. Я весь день тут шаталась, глаза таращила. Я и не знала, что люди на самом деле едят заливного угря.

Я рассмеялся.

— Я и в глаза его не видел. Ну... чего бы тебе хотелось? Выпить? Чашечку чая? Съездить а Ламборн?

Она быстренько прикинула.

— Ламборн. Ведь я оттуда могу вернуться на поезде, верно?

Я отвез ее в Беркшир с непривычным чувством удовлетворения. Я чувствовал себя вправе сидеть рядом с ней в машине. Это было как-то естественно. “Возможно, — подумал я, анализируя свои ощущения, — потому, что она дочь Саманты”.

В коттедже было темно и холодно. Я прошел по дому, включая свет, обогреватель и чайник. И тут зазвонил телефон. Я ответил из кухни, поскольку подключен к розетке он был там. У меня чуть не треснули барабанные перепонки от пронзительного голоса, прокричавшего мне прямо в ухо:

— Я первая?

— М-м-м, — ответил я, поморщившись и держа трубку подальше от уха. — Первая в каком смысле?

— Первая! — Очень юный голос. Ребенок. Девочка. — Я звоню каждые пять минут уже несколько часов. Честное слово. Я первая? Скажите, что я первая.

Тут до меня дошло.

— Да, — сказал я. — Вы самая первая. Вы читали “Коня и Пса”? Газета ведь не появится до завтра...

— В магазин моей тети она попадает по четвергам. — Она говорила так, словно все нормальные люди должны были это знать. — Я беру ее для мамы по дороге домой из школы. Ну, могу я получить десять фунтов? Правда?

— Если вы знаете, где эта конюшня, то да.

— Мама знает. Она вам скажет. Поговорите с ней сейчас, но уж вы не забывайте, ладно?

— Не забуду.

На заднем фоне послышались какие-то голоса, щелканье трубки, а затем женский голос, приятный и куда менее возбужденный.

— Это вы тот самый Филип Нор, что скакал в Больших охотничьих?

— Да, — сказал я.

Похоже, что расшаркиваний было уже достаточно, потому она без всяких оговорок сказала:

— Я знаю, где эта конюшня, но, боюсь, вы будете разочарованы, поскольку она больше не используется для содержания лошадей. Джейн, моя дочь, опасается, что вы не дадите ей десять фунтов, когда это узнаете, но я думаю, что дадите.